— Хватайся — потащим! Давай живее, долго тут нельзя…
С Трофимом оказались еще двое — кто такие, пластуны не поняли, темно было.
— Дуйте вдоль Астраханского тракту, — принялся наставлять Трофим. — Держитесь подале, хоронитесь — со светом там патруль ездит. На пятой версте глядите — где-то там, по леву руку, в полверсты от тракта, будут вас ждать с лошадьми да припасом. Глядите здесь — караул снимают со светом и собак также.
— Стражей совсем порезали иль приглушили? — спросил Никита.
— Совсем, — ответил один из тех, кто был с Трофимом. — Иль жалко?
— Не жалко. — Никита нахмурился. — Теперь уж точно — ежели впоймают, сразу на месте и порубают. В третий раз — уж не простят… Да, братка?
— Ага, — согласился Бокта — но как-то безразлично, словно вовсе не волновался за свою судьбу. — Ножи дадите?
— Зачем вам? — удивился Трофимов спутник. — На пятой версте вам полный боевой припас выдадут. А щас — куда вам ножи? Ежели не сумеете тишком пролезть за караульную линию, никакие ножи не помогут!
— Дайте ножи, не жмите, — попросил Бокта. — То наше дело, на кой нам ножи.
— А они у нас… — открыл было рот Трофимов спутник.
— А ваши меченые нам без надобности, — понятливо перебил Бокта. — Вы те дайте, что со стражей сняли. Не жмите, нам надо!
— Ладно. — Лиходеи отдали ножи, посокрушались: — Больно хороши клинки — такие где потом возьмем?
— Ништо, оказия будет — вернем! — повеселевшим голосом сказал Бокта. — А вам — стремнина: ну как ханские у вас те ножи найдут? На колы ведь вздену!!
— Ладно, дуйте уж, — обеспокоился Трофим. — По ранам — нельзя тут долго.
— Надо в шалаш слазить, лепешки у стражей взять, — сказал Бокта.
— Да потерпите пять верст — потом вам будет цельный мешок провианту! — обеспокоился Трофим. — Уходите уже, нельзя здесь долго!
— То для собак, — пояснил Бокта. — Коли наткнемся — дадим.
— Леший забери этих собак! — досадливо прошипел один из Трофимовых спутников, полезая в шалаш. — Где ж тут… А, вот — держите…
— Ну, прощевайте, браты, спасибо за все…Пластуны обнялись с Трофимом и лиходеями, отошли от ямы недалече и, наметив направление, бесшумно поползли к Астраханскому тракту, через каждый десяток саженей останавливаясь, чтобы послушать да понюхать — где посты караула.
Караульную линию миновали в створе двух постов, рассаженных друг от друга саженей на двадцать. Стражи изредка тихо переговаривались друг с дружкой, за тыл не опасаясь — слушали черную предутреннюю степь.
Аккурат посередке постов торчал колыщек с привязью, на конце которой сидела собака. Учуяв ползущих, собака было заворчала, потом принюхалась — пластуны пахли лагерем, двигались от центра на край и, судя по всему, опасности не представляли. Проползая мимо, Бокта кинул псине кусок лепешки, та в благодарность заурчала и ни разу не тявкнула вслед.
Удалившись на достаточное расстояние от постов, встали и сторожко пошли в рост, каждые двадцать саженей останавливаясь — слушали, не заметили ли чего часовые. К тому часу, когда восток начал заметно светлеть и стало можно различить большие бугры да рощицы, беглецы были уже далеко от Ставки.
— Вроде ушли, — осторожно порадовался Бокта, не слыша со стороны Ставки тревожного барабана и шума погони. — Давай-ка, братка, прибавим шагу…
Версты полторы бежали трусцой, переходя временами на быструю ходьбу: после сидения в яме было тяжко, ноги никак не хотели приноравливаться к забытой нагрузке, да и Никита был еще слаб — не совсем отошел от побоев. Ничего, справились — опять помогла воинская закалка да особая выучка.
Скоро вышли на подставу, что обещал Трофим. Сделав полукружье, подошли тихо, крадучись, подползли с ножами — мало ли кто может быть? Служивые, увидев свалившихся в балку беглецов, опешили — не ждали так скоро.
— Вы не пластуны ли? — спросил один, ухватившись засабельную рукоять.
— Они самые, — успокоил Бокта, пряча нож. — Давай размениваться живее — скоро патруль по тракту пустят…
Забрав у служивых коней, вооружение, съестной припас да два войлока для ночевки, наскоро распрощались и поскакали в степь — куда именно, подставщики не спрашивали, а пластуны не сказали. Чего говорить, коль не спрашивают?
Отмахав хорошей рысью верст пять, завели коней в первую встречную балку — маленько остыть да перекусить самим — со вчерашней ночи маковой росинки во рту не держали.
— А теперь разделимся, братка, — сказал Бокта, как кончили есть. — Дальше поскачешь сам, я тут задержусь маленько.
— Чего удумал? — недовольно вскинулся Никита. — Зачем делиться? Вдвоем куда как способнее…
— Так надо, братка, — объяснил Бокта. — Я тебе говорил — то не моя тайна… Когда оружие у служивых перенимали, углядел я у одного за пазухой некий футляр. Сдается мне, в футляре том — надзорна труба.
— Думаешь, следят? — удивился Никита. — На кой им?
— Следят, — сокрушенно вздохнул Бокта. — Ты этих на заставе видел?
— Не, не видел, — согласился Никита. — Это какие-то пришлые.
— Ну вот тебе, — хмыкнул Бокта. — Тож охотнички за ханским золотом — так я мыслю. Пока мы сидели, они и подъехали на заставу… Ну и пусть себе следят. Я тебе скажу, как ехать…
Доходчиво объяснив побратиму, как держать путь, чтоб не сбиться, Бокта между делом смастерил из двух войлоков для спанья изрядный куль наподобие человечьего тулова, наверх нахлобучил свою шапку и/проделав ножом в ней дыру, привязал бечевкой, чтоб не свалилась. Затем куль приспособили к седлу второго коня — издалека если глядеть, кажется, что всадник.
— Я в балочке схоронюсь, а ты поезжай, — напутствовал побратима Бокта. — Пропущу соглядатаев да по делам подамся. Ты езжай неторопко, ночуй спокойно, костер жги — покуда до места доберешься, никто тебя не тронет. Хоть и следить будут. А у большого кургана встретимся.
— А коль не встретимся? — тоскливо спросил Никита, привыкший во всем полагаться на старшего товарища и нежелавший путешествовать в одиночку.
— Типун тебе… А впрочем, мало ли… коль не встретимся — бросай чучело, скачи наметом в Дубовку да объявись там. Все — прощай, братка…
…По прибытии на базу Тимофей Христофорович целый час дарил краеведа своей теплотой и благодушием. А именно: позволил Сергею Дорджиевичу принять у себя в апартаментах ванну (напомню — с водой в Элисте туго, потому сей жест можно толковать как повышенное благорасположение), накормил от пуза хорошей едой и выделил комплект экспедиционной униформы: песчаного колера комбез, того же цвета штормовку и прочные военные ботинки на каучуковой подошве. Чтобы, значит, впредь способнее было в дыры с застаревшим дерьмом сигать.
— Да не стоит, в самом деле… — приятно порозовело подаренный краевед. — Я же бескорыстно, во благо науки…