60
Анна-Карин сидит в заднем ряду и рассматривает заполненный актовый зал. Ида, Юлия и Фелисия поют в хоре на сцене, их лица светятся радостью.
Яри нет в зале. Третьекурсники сдали экзамены пару дней назад и сегодня остались дома. Анне-Карин делается стыдно каждый раз, когда она видит Яри, и тут уже, наверно, ничего не изменишь. Но это, в общем, даже хорошо. Это правильно.
В середине зала сидят в ряд Эрик, Кевин и Робин. Они развалились на стульях и громко треплются друг с другом, не обращая внимания на замечания Уве Поста. Эрик машет Иде, стараясь ее рассмешить. Поговаривают, что Эрик с Идой начали встречаться. Анну-Карин передергивает при одной мысли о том, какие у них могли бы получиться дети.
Она вспоминает слова дедушки:
«Когда тебя травили в школе, твоя мать говорила мне: не лезь! Мол, ее когда-то тоже травили, и ничего, выжила».
Мама почти никогда не рассказывала ей о своем детстве. Значит, ее тоже травили? И потому у нее стал такой характер? Может, в детстве она была как Анна-Карин? И те, кто над ней издевался, надломили и навсегда искалечили ее душу?
«Твою мать всегда тянуло к парням, которые ничего не могли дать ей взамен».
Может, она чувствовала, что недостойна лучшего?
«А как это повлияло на меня? — думает Анна-Карин. — Смогу ли я когда-нибудь освободиться от ненависти? А если нет, стану ли я такой же, как мама?»
Потому что ненависть в ней все еще жива и иногда вскипает, грозя перелиться через край. Тогда ей очень хочется прибегнуть к магии. Но она ни разу не поддалась искушению. Не из-за Совета и его расследования, каким бы страшным оно ни было. Нет, она держится ради остальных Избранных.
Ради Ванессы, которая сейчас под стульями, тайком передает бутылку Мишель и Эвелине. Анна-Карин даже со своего места чувствует запах алкоголя.
Ради Линнеи, которая сидит в группе неформалов, рядом с девочкой с ярко-синими волосами и то и дело смотрит в сторону Ванессы.
Ради Мину. Мину, которая сидела одна, пока не пришел Густав Оландер и не сел рядом с ней. Анна-Карин пыталась поговорить с ней. Она по себе знает, каково это — бояться самой себя, своего дара, своей силы. Но Мину отказывается откровенничать с Анной-Карин. Она отстранилась от всего мира.
Анна-Карин делает это даже ради Иды. Иды, которая с четвертого класса влюблена в Густава. Которая любит коня по кличке Троя. Эти ниточки ведут к другой, более человечной Иде, и Анна-Карин должна держаться за них.
Говорят, сестру не выбирают. Избранницы тоже не выбирали друг друга. И так же, как сестры, они вынуждены учиться жить рядом друг с другом.
* * *
Эвелина и Мишель пьяно орут в уши Ванессе, каждая со своей стороны, ни дать ни взять — два огромных пьяных наушника марки «Мишель-Эвелина».
— Пошли с нами! — галдят они.
— Но я не хочу в туалет, — смеется Ванесса.
— Пошли! За компанию! — кричит Эвелина и пьет сидр из горлышка бутылки.
Ванесса снова смеется.
— Я тут подожду, — говорит она, подталкивая их к кустам у подножия Ульсоновского холма.
Она садится на корточки рядом с лежащим Вилле. Мехмет, Лаки, Юнте и остальные тоже здесь. Из маленьких портативных колонок гремит музыка. Ванесса целует Вилле, он отвечает на поцелуй, и все, что она хочет знать о них двоих, есть в этом поцелуе. Все еще наладится.
— Зырь, какая старуха, — говорит Лаки.
Ванесса неохотно отрывается от губ Вилле и поднимает глаза.
На тропинке стоит и курит Мона-Лунный Свет. Сегодня на ней коричневая замшевая куртка с бахромой, на ногах сапоги. Со шпорами. Правда, со шпорами.
Мона-Лунный Свет смотрит прямо на Ванессу. На ее губах появляется едва заметная улыбочка. Это явный вызов. Ванесса поднимается, покачнувшись на каблуках, и поправляет огромный бант у выреза платья.
— Ты чего? — спрашивает Вилле.
Ванесса хихикает, в голове у нее слегка шумит.
— Я сейчас приду, — отвечает она.
Она подходит к Моне и останавливается почти вплотную к ней. Мона отступает на шаг.
— Угостите сигаретой? — спрашивает Ванесса.
Мона прикуривает сигарету и протягивает ей. Они курят и смотрят друг на друга. Сигареты у Моны крепкие, на вкус — как засушенные и перемолотые старые шерстяные носки.
— Вы чего-то хотели или просто так? — спрашивает Ванесса.
Эвелина и Мишель, словно полоумные, ржут в кустах.
— Давно я тебя не видела, — говорит Мона недовольно.
— А нам, может, больше не нужны ваши услуги.
— Сейчас не нужны, потом понадобятся. Вы еще не поняли, насколько у вас сильные противники?
Но ей не удастся запугать Ванессу, именно сегодня Ванесса решила наплевать на все: на ответственность, на мысли о конце света, на раздумья о Никке и обо всем остальном зле, что есть в мире. Сейчас у нее летние каникулы.
— Вы еще забыли сказать про то, что я скоро умру-у-у-у, — говорит Ванесса.
Она обнаруживает, что язык у нее заплетается, и это ей не нравится. Эффект от сказанного пропадает.
— Плохо вас учили в школе для гадалок! Как видите, я живу и пока помирать не собираюсь, — добавляет она.
Мона смеется своим клокочущим смехом.
— А я, может, не сказала тебе всей правды об этом знаке, — говорит она.
— Понятно! Когда гадания не сбываются, вы пытаетесь толковать их по-новому!
— N'Geadal действительно означает смерть, — добавляет Мона. — Но смерть может также обозначать крутой поворот, перемены. Когда ты оставляешь что-то за спиной и начинаешь жизнь сначала. Так сказать, рождаешься заново. Жизнь переворачивается вверх ногами, и приходится все переоценивать.
Мона придвигается ближе к Ванессе, подставляет губы к самому ее уху. От запаха сигарет и благовоний Ванессу начинает подташнивать.
— В твоем случае n'Geadal находился совсем рядом с muin. Знаком любви.
Мона снова отодвигается от Ванессы и выдувает облако дыма ей в лицо.
— Хорошего лета, — говорит она и топает прочь.
Ванесса стоит на месте в облаке сигаретного дыма.
— Вы чего там? — кричит Вилле.
Ванесса смотрит в спину Моне.
Хмель почти прошел. Ванесса бросает на землю вонючую сигарету, затаптывает тлеющий окурок и оборачивается.
Канал сверкает в солнечном свете. На другом берегу видна церковь. Кладбище. Ванесса знает, что ей надо сделать.
— Несса! — кричит Мишель из кустов.
Но Ванесса уже далеко.
* * *
Мину идет через кладбище, держа в руке сложенный вчетверо конвертик с оценками. Высшие баллы по всем предметам, кроме физкультуры. Как всегда. Но Мину не чувствует обычного облегчения. Скорее воспоминание об этом чувстве.