Теперь Избранных осталось пятеро. Отсутствие Ребекки ощущается настолько остро, что она кажется присутствующей на этой встрече. Мину видит, что остальные чувствуют то же самое. Актриса испарилась посреди спектакля, и остальные актеры застыли на месте, забыв свои роли.
Мину поворачивает голову и видит, как лишайный кот проскальзывает на танцплощадку. Он садится у лестницы и начинает вылизывать лапу. Зеленый глаз внимательно смотрит на собравшихся.
— Брысь, — напускается на него Николаус, но кот не двигается с места.
— Пусть он сидит, — говорит Анна-Карин. — Он же не мешает.
Кот благодарит Анну-Карин шипением.
Мину встречается взглядом с Николаусом. Он кивает. Она поворачивается к остальным.
— Тот, кто убил Элиаса, убил теперь и Ребекку.
— Откуда ты знаешь, что она не покончила с собой? — спрашивает Ида. — Она легко могла это сделать. Она же была анорексичкой, все знают.
Мину чувствует, как внутри закипает злость. И это приятно. Это чувство она может позволить себе не сдерживать.
— Заткнись, — медленно и отчетливо говорит она.
Глаза Иды расширяются. Пара слезинок скатывается по щекам.
— Я не желаю верить в эту фигню! — кричит она. — Я не хочу умирать! Я не хочу быть здесь! — Ее голос разрезает ясный осенний воздух.
— Как ты себе это представляешь? — холодно говорит Линнея. — Разве у тебя есть возможность выбора?
Мину чувствует благодарность к Линнее.
— Что ты болтаешь? — огрызается Ида.
— Мы можем быть уверены только в одном, — говорит Мину.
Затем она делает театральную паузу и по очереди смотрит на каждую девушку. Они обязаны понять, и понять немедленно.
— Если мы не будем держаться вместе, мы умрем.
Ида вытирает слезы рукавом свитера так сильно, что у нее краснеют щеки.
— Мы вели себя как идиоты. Нас предупредили, но мы не послушались, — говорит Мину. — Ребекка была единственной, кто по-настоящему все понял. Она много раз нам говорила, что нужно быть вместе. И то, что она… то, что ее больше нет, доказывает, как она была права.
Остальные прячут глаза. Они игнорировали призывы Ребекки. Не захотели сотрудничать.
— Я не понимаю, — говорит Ида слабым голосом. — Как она может быть… мертвой?
Мину сглатывает слюну, надеясь, что вместе с ней куда-нибудь денется твердый ком в горле, который так мешает ей дышать и говорить.
— Мы должны начать сотрудничать, — говорит она. — Этого хотела Ребекка. У кого-то из вас есть вопросы?
Ида стоит, демонстративно рассматривая свои сапоги.
— Мы можем рассчитывать на тебя, Ида? — спрашивает Мину.
— Да, — огрызается Ида.
— На меня тоже, — говорит Линнея.
— И на меня, — говорит Ванесса.
— Я с вами, — говорит Анна-Карин.
— Я со своей стороны сделаю все возможное, чтобы помочь вам, — говорит Николаус.
Мину смотрит на них и вспоминает слова Ребекки:
«Что может их убедить? Неужели кто-нибудь еще должен умереть? Мало им Элиаса?»
Оказалось, мало. Но нельзя обвинять их сейчас. Это ни к чему не приведет.
— Ребекка рассказывала, что вчера ее кто-то преследовал, — говорит Мину. — Я думаю, этот кто-то стоял и возле моего дома. Заметил ли кто-нибудь из вас что-либо подобное?
— Что-то подобное было с Элиасом незадолго до смерти, — говорит Линнея. — Он был испуган, но не успел рассказать почему.
Мину кивает. Линнея едва сдерживает слезы, и Мину очень хочется утешить ее. Но сильные чувства разрушат иллюзию. Мину должна вести себя как лидер, хотя бы сейчас, она должна притвориться, что контролирует ситуацию, чтобы остальные не теряли надежды. Она чувствует себя бесконечно маленькой, и ей очень страшно, но показывать этого нельзя. Вновь появившееся чувство общности еще очень хрупко и может испариться в одну секунду.
— А остальные замечали что-нибудь особенное? — спрашивает Мину.
Все качают головами, одна за другой. Мину снова сглатывает комок в горле. Если видели только она, и Элиас, и Ребекка… Значит ли это, что она — следующая на очереди?
— Мы должны узнать, кто нас преследует, — говорит она.
— Или что, — вставляет Николаус.
— И мы должны быть гораздо более осторожными. Анна-Карин…
Мину замолкает. Сделать следующий шаг оказывается труднее, чем она думала. Мину вдруг обнаруживает, что немного побаивается Анну-Карин, хотя та выглядит вполне безобидной в своем пуховике и шапке домашней вязки.
— Что? — раздраженно отвечает Анна-Карин.
— Ты знаешь что, — говорит Мину.
Ида фыркает, но молчит.
— Никто не понимает, что я делаю. В этом-то и прелесть, — говорит Анна-Карин.
Она выдвигает вперед подбородок, становясь похожей на упрямого ребенка.
— Можешь ли ты быть уверена в этом? — спокойно говорит Николаус. — Да, возможно, мы — единственные, кто может заглянуть за кулисы твоего представления. Но если в школе есть кто-то, кто ищет Избранных, ты подвергаешь себя большому риску. — Его голос звучит авторитетно. — Мы уже знаем, что школа — это жилище зла. И именно там Элиас и Ребекка лишились жизни.
Лицо Анны-Карин становится пунцово-красным.
— А откуда вы вообще знаете, что я использовала свою силу? Может, я просто так стала популярной?
Ида поднимает брови, но, слава богу, молчит.
— Это невозможно, — веско заявляет Ванесса. — Никто не может стать популярным за одну ночь. Так не бывает.
— Ты должна это прекратить, — говорит Мину.
Анна-Карин буравит ее взглядом.
— Но, черт, что же делать? У вас есть какая-нибудь зацепка? — спрашивает Ванесса.
Мину косится на Николауса. Они обсуждали одну теорию. Правда, теперь, когда нужно представить эту версию остальным, она кажется Мину неубедительной, но это единственное, что у нее есть.
— До того как Ребекка умерла, у нее была встреча с директором… — говорит она.
Мину смотрит на Линнею, надеясь, что та поймет. И Линнея понимает.
— И у Элиаса тоже, — добавляет она.
— Адриана Лопес начала работать директором Энгельсфорской гимназии около года назад, — говорит Мину.
— Подождите, — встревает Ида. — Вы думаете, это директриса?
— Информации немного, — продолжает Мину, игнорируя вопрос Иды. — Но кое-что в Интернете обнаружилось. До приезда сюда Адриана Лопес работала заместителем директора школы в Стокгольме. Еще раньше она, судя по всему, была учителем. Ничего из того, что я нашла, не выглядит странным. Мы должны узнать подробнее, кто она на самом деле.