— Подготовить корабль к переходу в варп? — спросил один из ближайших офицеров.
По его голосу Талос понял, что смертный уже распрощался со всякой надеждой и старается скрыть тревогу. Пророк почувствовал уважение. На этом мостике не было места для трусов.
— Нет, — ответил Талос. — Неужели ты искренне считаешь, что мы сможем скрыться?
Корабль вдруг содрогнулся, и нескольким смертным членам команды пришлось вцепиться в перила и консоли.
— И даже если бегство удастся, разве мы сможем надолго оттянуть столкновение?
— Нет, господин. Конечно нет.
— Мудрый ответ, — сказал ему Талос. — Сосредоточься на своих обязанностях, лейтенант Ролен. Пусть тебя не волнует то, что будет потом.
Септимус и Делтриан стояли в небольшом и тесном отсеке, который техножрец без тени гордости или стыда называл мостиком «Эпсилон К-41 Сигма Сигма А:2».
Делтриан также потребовал, чтобы Септимус покинул мостик, на что человек ответил ностраманской фразой, имевшей какое-то отношение к матери техножреца.
— Я пилот, — добавил он. — Я помогу пилотировать этот корабль.
— Твои аугметические протезы, хотя и весьма впечатляющие, слишком ограниченны, чтобы ты мог взаимодействовать с машинным духом моего судна.
В ответ смертный махнул рукой на изображения астероидов, подрагивающие на нечеткой гололитической проекции.
— Ты доверишь сервиторам и машинному духу провести корабль сквозь это?
Делтриан издал сигнал подтверждения.
— Больше, чем любому человеку. Какой… какой странный вопрос.
Септимус уступил, но все равно остался на мостике рядом с троном пилота-сервитора. Раб и жрец, окруженные двумя дюжинами сервиторов и облаченных в мантии членов команды, смотрели на гололитическую проекцию, выполнявшую одновременно роль тактической карты и оккулюса. В отличие от гололита «Эха», эта проекция была бледной и регулярно мигала, отчего человеческий глаз Септимуса немилосердно слезился. Бионический глаз решил проблему, и помехи не мешали ему различить детали изображения. Только тогда оружейник понял, что проекция рассчитана на аугметическое зрение.
Сам корабль по форме напоминал раздувшегося жука, ощетинившегося оборонительными турелями. Почти три четверти корпуса занимали двигатели и варп-генераторы. Это отсеки были отделены от жилой зоны герметическими люками. Септимус видел, как жрецы, заходившие на инженерные палубы, надевают респираторные маски.
Внутри было безумно тесно. Чтобы оставить место для бронированной обшивки, орудий и двигателей, все коридоры превратили в узкие лазы, а все отсеки — в квадратные коробки, куда помещались лишь самые необходимые системы и единственный оператор. Командная палуба являлась самым просторным помещением на корабле, но и здесь невозможно было пошевелиться, если в комнате находилось больше восьми человек.
Септимус глядел на идентификационную руну корабля, пульсирующую на экране рядом с большим астероидом, за которым они прятались от сканеров ксеносов. Далеко на другом конце поля помаргивала руна «Эха» — точка среди ядовитого роя чужих сигналов.
— «Эхо» почти у цели, — сказал раб. — Они доберутся.
Услышав знакомый звук, Септимус оглянулся. В зал вошел Вариил. Сочленения его доспеха гудели при каждом шаге.
— Скажи мне, что происходит, — потребовал он с тем же ледяным спокойствием, что и всегда.
— Непохоже, чтобы они нас заметили, — ответил Септимус, вновь переводя взгляд на гололит.
— Скажи, что с «Эхом», смертный недоумок.
Септимус смутился, осознав свою ошибку. Ему хватило благоразумия изобразить улыбку.
— Они доберутся до цели, лорд Вариил.
Апотекарий, услышав почтительное обращение, не проявил никаких чувств — как, впрочем, и прежде не проявлял их независимо от того, как обращался к нему Септимус. Такие мелочи не имели для него значения.
— Я так понимаю, что скоро мы отправляемся?
Делтриан кивнул, повторив этот человеческий жест настолько, насколько позволяли жесткие сервосуставы шеи. В результате верх позвоночника перемкнуло, и ему пришлось потратить некоторое время, чтобы освободить сцепившиеся позвонки.
— Ответ утвердительный, — произнес он.
Вариил подошел к Септимусу и, в свою очередь, всмотрелся в гололитическую проекцию.
— Что это? — он указал на другую руну-идентификатор.
— Это… — Септимус нагнулся к консоли пилота-сервитора и, нажав на несколько клавиш, настроил экран, — это ударный крейсер ордена Генезиса, который мы уничтожили несколько месяцев назад.
Вариил не улыбнулся, что Септимуса нисколько не удивило. Бледно-голубые глаза моргнули один раз и вновь уставились на гололитическое изображение мертвого крейсера, выпотрошенного и открытого пустоте космоса. Протянув руку, он увеличил разрешение. Корабль, изуродованный до неузнаваемости, покоился в самом сердце Талосианского Облака, посреди наиболее плотного скопления астероидов над поверхностью расколотой луны.
— Эта охота была особенно удачной, — заметил Повелитель Ночи.
— Да, господин.
Вариил устремил на него леденящий взгляд голубых глаз. После десяти лет на службе Восьмому легиону Септимус мог бы поклясться, что ничто не способно его смутить. Но глаза Вариила, похоже, были редким исключением.
— Что с тобой не так? — поинтересовался апотекарий. — У тебя учащенный пульс. И от тебя несет каким-то идиотским возбуждением.
Септимус кивнул на гололит.
— Трудно смотреть со стороны, как они сражаются. Большую часть своей взрослой жизни я прослужил легиону. Без этого… Я даже не знаю, кто я теперь.
— Да, да. Очень трогательно, — сказал Вариил, оборачиваясь к Делтриану. — Техножрец, у меня к тебе вопрос. Он поможет тебе рассеять скуку. Я хочу послушать переговоры эльдаров. Ты можешь перехватить их сигнал?
— Разумеется.
Делтриан выдвинул две вспомогательные руки и, закинув их за плечи, начал работать на другой консоли.
— Но я не способен перевести лингвистические вокализации эльдаров.
Это пробудило интерес Вариила.
— В самом деле? Занятно. Я считал тебя более просвещенным.
— У жрецов Механикум есть более неотложные задачи, чем бормотание убогих представителей ксеносовской расы.
— Ни к чему сердиться, — по губам Вариила скользнула улыбка, столь же быстрая, сколь и фальшивая, — я говорю на нескольких диалектах эльдаров. Просто перехвати сигнал, если сможешь.
Делтриан заколебался, прежде чем потянуть за последний рычаг.
— Объясните, почему вы владеете наречием чужаков.
— Тут нечего объяснять, почтенный жрец. Я не люблю невежество. Когда появляется возможность чему-либо научиться, я пользуюсь этой возможностью.