— Уверен, что мистер Исаакс был бы согласен с вами. — Легкая улыбка заиграла на его губах. Шарлотта вновь подавила хихиканье, притворившись, что собирается чихнуть. — Иудейская религия, — продолжил Аларик, избегая ее взгляда, — не поощряет революционные теории мистера Дарвина.
К ним подошел Халлам Кэйли. Лицо отяжелевшее, в руке — новый бокал.
— Нет, — он смотрел на Аларика с неприязнью. — Каждая мразь считает, что создана по образу и подобию Бога. Я думаю, что обезьяна более подходит на роль образца.
— Не хотите ли вы сказать, что мистер Исаакс — христианин? — взнуздала своего конька леди Тамворт.
— Иудей, — ясно и четко выговаривая слова, ответил Халлам и отпил из бокала. — Сотворение мира описано в Ветхом Завете. Вы читали его?
— Я принадлежу англиканской церкви, — твердо произнесла она. — И не читаю иностранных учений. Именно они наносят основной вред обществу. Много новой иностранной крови. Появляются какие-то новые имена, про которые я никогда не слыхала, когда была девочкой… Невоспитанные… Только бог знает, откуда они приходят!
— Вряд ли новые, мадам. — Аларик стоял так близко к Шарлотте, что, казалось ей, она могла чувствовать исходящее от него тепло через тонкий атлас своего платья. — Предки мистера Исаакса ведут свой род от Авраама, а Авраам — от Ноя, и так до Адама.
— И далее до бога. — Халлам опустошил свой бокал и уронил его на пол. — Безупречно! — Он с триумфом посмотрел на леди Тамворт. — Мы на этом фоне выглядим как незаконнорожденные, не так ли? — Он громко рассмеялся и отвернулся.
Леди Тамворт вся тряслась от гнева. Было слышно, как у нее клацают зубы. Шарлотта почувствовала жалость к ней. Мир вокруг леди Тамворт менялся, а она не понимала этого; в новом мире для нее не было места. Она походила на одного из динозавров мистера Дарвина, опасного и нелепого.
— Мистер Кэйли слишком много выпил, — сказала ей Шарлотта. — Вы должны извинить его. Он не намеревался оскорбить вас.
Но леди Тамворт не успокоилась. Она не умела прощать.
— Он отвратителен! Наверное, общаясь с людьми, подобными этому типу, мистер Дарвин и приобрел свои идеи… Если он не уходит, тогда я уйду.
— Вы не будете возражать, если я провожу вас домой? — сразу же спросил Аларик. — Не думаю, что мистер Кэйли собирается уходить.
Леди Тамворт посмотрела на него недружелюбно, но заставила себя вежливо отказаться.
Шарлотта с трудом подавляла душащий ее смех, прикрывая лицо руками.
— Вы были совершенно ужасны! — сказала она французу, в то же время злясь на себя за свой смех. Ей было очень неловко веселиться в такие моменты, когда на самом деле она испытывала страх и волнение.
— Шарлотта, у вас нет исключительного права на веселье, — тихо сказал он ей. — Вы должны позволить мне тоже развлечься.
Через несколько дней Шарлотта получила записку от Эмили, написанную в спешке и некотором волнении. Находясь под впечатлением от слов, однажды сказанных Фебой, Эмили теперь была абсолютно убеждена, что, несмотря на ее самоуверенные суждения, мисс Люсинда была права и на Парагон-уок действительно происходит что-то необычное. Нынче, писала сестра, у нее появились некоторые дельные мысли, как можно докопаться до природы этих явлений, особенно если они как-то связаны со смертью Фанни и с исчезновением Фулберта.
Конечно, Шарлотта тут же загорелась, пристроила Джемайму к соседям, и уже в одиннадцать часов утра стояла у дверей Эмили. Та появилась одновременно с горничной и буквально втащила Шарлотту в комнату для утренних занятий.
— Люсинда права, — торопливо заговорила Эмили. — Она, конечно, противная старуха, но ей очень хочется раскрыть еще какой-нибудь секрет, чтобы она могла рассказывать об этом всем в округе и чувствовать себя в центре внимания. Она будет пережевывать эту историю до конца нынешнего светского сезона. Но Люсинда ничего не раскроет, потому что она идет по неправильному пути!
— Эмили! — Шарлотта крепко сжала ее руку. Сейчас она могла думать только о Фулберте. — Ради бога, не торопись. Посмотри, что случилось с Фулбертом!
— Мы не знаем, что с ним случилось, — Эмили резко вырвала руку. — Но я хочу узнать это. А ты не хочешь?
Шарлотта колебалась.
— Как?
Эмили почувствовала запах победы. Она не торопила события — и попыталась немного подольститься к сестре.
— Ты предлагала… Я вдруг поняла, что ты была права. Томас не может пойти таким же путем, как мы. Все это должно происходить в рамках обычной болтовни…
— Кто? — спросила Шарлотта требовательным тоном. — Эмили, говори яснее, или я сейчас взорвусь!
— Служанки! — Эмили подалась вперед, ее лицо сияло. — Служанки замечают все, а потом разбалтывают друг другу. Возможно, они не понимают значения увиденного, но мы-то сможем понять.
— Но Томас… — начала Шарлотта, хотя и понимала, что Эмили права.
— Чепуха! — отмахнулась сестра. — Ни одна служанка не пойдет в полицию.
— Но мы не можем просто так пойти расспрашивать чужих служанок!
— Как ты не понимаешь? — рассердилась Эмили. — Я не буду столь прямолинейной. Я пойду по совершенно другому поводу — за рецептом блюда, которое мне понравилось, или же со старыми платьями, которые я приготовила для служанки Джессамин…
— Это невозможно, — испугалась Шарлотта. — Джессамин отдаст ей свои собственные старые вещи. У нее их, наверное, дюжины. Ты не сможешь объяснить причину…
— Нет, смогу. Джессамин никогда не отдает свои старые платья. Она вообще никогда ничего не отдает. Приобретя что-то однажды, она либо использует эту вещь, либо сжигает. Никто не может пользоваться ее вещами. Кроме того, у ее горничной приблизительно те же размеры, что и у меня. Я приготовила для нее прошлогоднее муслиновое платье, оно ей отлично подойдет. Она будет носить его по выходным дням. Мы сможем пойти туда, когда я узнаю, что Джессамин отсутствует.
Шарлотта сомневалась в этой, по ее мнению, авантюре, боясь, что та с треском провалится, но так как Эмили в любом случае была намерена идти, у Шарлотты не было сил противиться собственному любопытству.
Она недооценила Эмили. Пусть в доме Джессамин они не узнали ничего ценного, но служанка была так рада платью, что расспросы прошли как по маслу — так, обычная приятная болтовня без особой цели.
Они пошли дальше к дому Фебы, прибыв в тот самый час, когда хозяйки не было дома, и узнали о составе великолепного лака для мебели, имеющего потрясающий запах. Оказалось, что Феба посещает местную церковь в очень необычное время — поздно вечером, довольно часто, почти через день.
— Бедное создание, — сказала Эмили, когда они вышли из дома. — Я думаю, что из-за всех этих трагедий она немного повредилась умом. Уж не знаю, молится ли она за упокой души Фанни…
Шарлотта не могла взять в толк, почему надо молиться за мертвых, но понимала людей, тянущихся к покою в тихом месте, где в течение многих столетий царили вера и простота. Она была рада, что Феба открыла для себя такое место, и если это успокаивало ее, помогая избавляться от ужасных наваждений, посещавших ее, то тем лучше для бедняжки.