Из угла выступила женщина в красной душегрейке и чалме с облезлым пером. По-видимому, сама мадам Бюрсей.
– Граф надеется, что вскорости вы порадуете императора увлекательным представлением, достойным победителей! – с фальшивым пафосом воскликнула она, обращаясь к труппе. – Да здравствует Наполеон!
Солдаты одобрительно заулыбались.
Сатин не поверил своим ушам. Придворные одежды бояр раздают лицедеям? Иноземцам без роду, без племени?
Между тем крышку сундука наконец открыли, и артисты, галдя и толкаясь, кинулись разбирать шитые серебром и золотом кафтаны и старинные роброны [27] боярских жен…
Завязалась драка. «Трагик» сцепился с «первым любовником», отнимая у того блестящий наряд. «Благородный отец» без сапог пытался их разнимать. Полуголые дамы визжали от жадности и восторга.
Солдаты хохотали с возгласами:
– Всем хватит! Всем хватит!
Внесли следующий сундук, и артисты бросились делить добычу.
Сатин, несмотря на двухлетнюю разлуку, сразу узнал госпожу Арне. Она держалась в стороне, так как не являлась артисткой и, следовательно, не имела прав на роскошные вещи.
Во всеобщем шуме и суете он подошел к ней, наклонился и прошептал:
– Жюли! Я по-прежнему твой! Выйдем в другую комнату…
Она испуганно уставилась на него. Помнила ли она ту холодную весну 1810 года, когда Сатин служил в Москве и у них с Жюли завязался бурный, страстный роман? Смерть маменьки и полное разорение имения вынудили его оставить службу и срочно вернуться домой. Жениться на модистке, лишившись места и возможности прилично содержать жену, Сатин не мог. Он пытался выбросить из головы черноволосую бестию, с которой они провели множество сладких ночей, но миловидное личико Жюли снилось ему едва ли не каждую ночь, вызывая дрожь плоти и неизбывную сердечную тоску. Он совсем было решился ехать к ней, упасть на колени, признаться в своем бедственном положении и отдать на ее суд судьбу свою… как тут же с ним приключилась неприятная оказия…
Отличный наездник, он свалился с лошади и повредил ногу. Доктор определил у него сложный перелом и предписал лежать. Кость срасталась медленно, и Сатин смирился с неизбежным, – видно, нет на то воли Божьей, чтобы им с Жюли соединиться.
Поднявшись с постели, он понемногу пробовал ходить и обнаружил у себя сильную хромоту. Минул год, потом другой… а летом 1812 войска Наполеона перешли Неман, и началась война.
О том, чтобы воевать, не могло быть и речи. Сатин научился обходиться без трости, но хромал, а поврежденная нога постоянно ныла.
– Николя? – сдавленно пискнула француженка и повисла у него на шее. – Я думала, ты умер!
– Слава Богу, мы оба живы…
– Но… каким образом ты здесь? Это опасно…
– Я «гувернер», такой же француз, как и ты! – усмехнулся он. – Остался в Москве, потому что мне нечего бояться. Мои соотечественники не могут причинить мне вреда.
Мадемуазель Арне закусила пухлую губку, старательно соображая. До нее дошло, о чем он говорит.
– Ах, да, да! – обрадовалась она. – Ты француз, Николя!
– Пойдем, подберем для тебя какую-нибудь одежду, – сказал он, разглядывая ее лохмотья. – Не то господа артисты все расхватают.
Они вернулись в комнату, где трагики, комики, певцы, любовницы и любовники, не стесняясь друг друга, примеряли богатые платья из кремлевских сундуков.
Мадам Бюрсей позаботилась о модистке, поделившись с ней частью завоеванного гардероба. Она отдала Жюли свою старую душегрейку на заячьем меху и атласный роброн, который никому не подошел.
Артисты косо поглядывали на Сатина, и мадемуазель Арне пришлось представить его.
– Это мой друг Николя, – сказала она. – Мы вместе выросли в предместье Парижа…
Молодым людям повезло, – их уберег от дальнейших расспросов капрал, который поднялся на второй этаж и объявил, что труппу приказано перевезти в театр Позднякова и что через три дня должен состояться первый спектакль. Сообщение было встречено всеобщим ликованием…
Домашний театр Позднякова на Большой Никитской до войны давал лучшие в Москве представления. Хозяин устроил свое дело с барским размахом. Здание чудом уцелело после пожара, и французы выставили вокруг него охрану. Кроме того, сюда притащили бочки и ведра с водой на случай поджога. Казни поджигателей не успокоили Наполеона, и тот приказал соблюдать строгие меры предосторожности. По всей улице, куда ни ткнись, стояли пикеты и кордоны.
Отчасти Сатину послужили на руку страхи французов перед огнем. Ведь его главное сокровище, которое он принес с собой в Москву под мятой шинелью, могло сгореть. Грабежи и огонь были врагами Сатина, заставляя его всюду носить драгоценную добычу с собой. Теперь же, поселившись с Жюли в дальнем закутке поздняковского дома, он чуточку успокоился. Сокровище, никем не замеченное, хранилось в специальном чехле, прикрепленном сбоку изнутри шинели. Этот чехол Николай в жуткой спешке прихватил там же, где и полотно, написанное крепостным художником Лопатиным: в останкинском дворце графа Шереметева. Сам хозяин поместья, «Крез меньшой», скончался в 1809 году, не дожив трех лет до вражеского нашествия. И, к счастью, если сие слово уместно будет употребить в связи со смертью, не увидел разорения своего любимого детища, – усадьбы Останкино.
По иронии судьбы либо по прихоти капризного провидения, крохотное имение Сатиных находилось неподалеку. Отец часто возил маленького Николеньку в окрестности шереметевской вотчины, рассказывал ему местные предания и напоминал, что во времена Ивана Грозного Останкино было пожаловано предку Сатиных – боярину Алексею, по навету зверски убитого опричной сворой царя-душегуба. Несправедливое злополучие на корню подкосило их боярский род, и с тех пор Сатины потеряли былое влияние, не смогли подняться и вернуться к достойному их происхождения существованию.
От отца же Николенька узнал о гибели царского обоза и похищенном волшебном перстне, который везли Ивану Васильевичу из-за моря служилые люди и след которого теряется где-то на останкинских землях.
Ложась вечерами в постель, мальчик уносился мечтами в будущее, когда он вырастет, отыщет чудесный перстень и обретет, благодаря его колдовской силе, утерянное богатство и положение семьи Сатиных. Эта мысль крепко засела в его голове и с годами не поблекла, как прочие детские фантазии, а наоборот, получила развитие…
Став отроком, затем юношей, Николай придумывал способы добраться до заветного сокровища, и среди скудных сведений и передающихся из уст в уста домыслов пытался нащупать нить, которая привела бы ело к вожделенной цели.