– Вы мне не верите?
– Я повидал таких, как вы… – не оборачиваясь, заявил Лавров. – Женщины – странные существа. Они искушают, а потом больно жалят. Порой их укус смертелен.
Вдова не нашла что ответить и молча шла по высокой траве. Ее туфли без каблуков промокли от росы, дыхание прерывалось.
– Я устала… – донеслось до Лаврова. Однако он не поддался жалости.
– Я тоже!
– Нельзя ли отдохнуть? – взмолилась пленница.
– За решеткой у вас будет полно времени для отдыха…
– Вы жестоки.
– Я справедлив. Убийца должен сидеть, даже если это прекрасная женщина.
– Я не убийца…
– Все так говорят.
– Я клянусь вам, что случайно наткнулась на косу!..
– Разве вы не искали ее?
– Искала… но не была уверена, что найду… О смерти мужа я знаю не больше вашего…
– Смею заметить, вам удалось сделать то, что не смогли криминалисты.
– Не сразу… я бродила по лесу день за днем…
– Чем же вам еще заниматься? Все зло – от праздности. Деньги мужа теперь ваши… но вы и при нем не бедствовали. Он с вами делился, не так ли? А вам было мало. Надоело просить, ждать подачек. И вы решили присвоить себе все. Обычная история. Брак по расчету иногда заканчивается смертью одного из супругов…
Лавров нарочно провоцировал ее. Авось гнев заставит ее проговориться.
– Это рок! – обреченно отозвалась она. – Печать проклятия!
– Легче всего свалить вину на некий безликий фатум. С него взятки гладки.
– Подождите… у меня нет сил бежать за вами…
– Терпите. У вас откроется второе дыхание.
Он все же замедлил шаг и обернулся. Марианна выдохлась, ее кожа блестела от пота, подмышки намокли, волосы растрепались. Она чуть не плакала от досады. Еще бы! Так глупо проколоться!
– Ладно, – смилостивился Лавров. – Давайте сделаем привал.
Он остановился, прислонившись спиной к дереву. Женщина громко дышала рядом.
– Я хочу сесть…
– Валяйте. Места много.
Она дернула кистью в наручнике. Начальник охраны синхронно с ней опустился на поросшую земляникой землю и принялся разглядывать косу. Лезвие чуть больше тридцати сантиметров, ручку можно сложить, и тогда сие орудие легко нести в пакете или под полой плаща.
Он повернулся к Марианне. Та сидела, одергивая подол юбки. Платье будет испорчено. Зеленые пятна от травы плохо отстирываются. Хотя вряд ли ее волнует платье…
Марианна тяжело дышала. У нее были длинные худые ноги, как у моделей, и плоская грудь. Интересно, Ветлугин любил ее? Или он женился, чтобы иметь регулярный секс?
– Вы любили мужа? – спросил он.
Ее пушистые ресницы дрогнули, губы тронула кривая улыбка.
– Мне больно, – сказала она, показывая запястье в наручнике. – Снимите это. Я не убегу.
– Разумеется, нет. Мы уже почти пришли.
Наверное, ее беспокоило, что кто-нибудь из соседей или местных жителей, которые ходили через лес, увидят их вместе. Притом в столь пикантном положении.
– Вон за теми деревьями ваш забор… осталось немного, – успокоил ее Лавров. – В доме есть прислуга?
– Только кухарка. Вы же не приведете меня в таком виде?
Она опять показала на наручники. Лавров помотал головой. Он не собирался компрометировать вдову раньше времени. Тем более перед прислугой.
– Что-нибудь придумаем… – неопределенно выразился он.
Москва
Валерия Михайловна души не чаяла в дочери. С детства Лиленька ни в чем не знала отказу. Самые лучшие игрушки, одежда, танцевальный кружок, пианино, английский, – они с Колей старались, чтобы девочка получила разностороннее развитие. В школе дочку хвалили, учительница музыки не могла на нее нарадоваться. Но переломный возраст положил конец радужным надеждам. Лет в тринадцать Лилю словно подменили. Из худенькой застенчивой барышни она превратилась в сущую бестию. Забросила учебу, допоздна пропадала на улице, спуталась с сомнительной компанией. На уме – только тряпки, вечеринки и мальчики. Слава богу, хоть к наркотикам не пристрастилась.
– Чаша сия миновала меня! – пробормотала Валерия Михайловна, с грустью глядя на фотографию Лили, где та с заплетенными косичками и огромными белыми бантами мило улыбается в объектив.
Морозовы едва дотянули ее до выпускного вечера в частной гимназии. Думали, не окончит, несмотря на регулярные подношения педагогам, завучу и директору. Отец основательно раскошелился, чтобы Лилю приняли в престижный университет.
«Пусть изучает языки, – постановил он на семейном совете. – Станет переводчиком, открою для нее турагентство. Будет ездить по миру, любоваться Веной, Парижем, Рио-де-Жанейро. Ради ее счастливой жизни я зарабатывал капитал. Она ни в чем не должна нуждаться!»
Николай Степанович корил себя за то, что уделял слишком много времени бизнесу и мало общался с дочерью. Не заметил, как она выросла, похорошела.
«Она у нас настоящая красавица, – с гордостью говорил он жене. – В кого только удалась? Ни в тебя, ни в меня. Ей бы в Голливуде сниматься!»
Лиля действительно сияла красотой. Жгучая брюнетка, тонкая в талии, с соблазнительными округлостями груди и бедер, она умела подчеркнуть свои достоинства. А недостатков, кажется, у нее не было. Внешних. Гладкая чистая кожа, томный разрез глаз, пухлые губки, копна смоляных волос делали ее неотразимой. До тех пор, пока она не открывала рта.
Воистину, полного совершенства не бывает. Лиля питала равнодушие ко всему, что не касалось нарядов и развлечений, и говорила только о том, куда бы пойти развлечься и что бы надеть. Ее ум, однако же, обладал редкостной изворотливостью, и она хитростью добивалась своего.
«Она ангел! – добродушно посмеивался отец, когда жена жаловалась на дочь. – Уволь, Лерочка, я не могу на нее сердиться. Она меня умиляет! Не волнуйся. Моего ума хватит на нас троих. Главное, чтобы девочка была здорова».
Болезнями, к счастью, Лиля не страдала. Морозовы смирились с неизбежным: судьба подарила их дочери красоту и здоровье, но обделила умом. Они привыкли к ее капризам и научились ладить с ней.
«При ее внешности добродетели излишни! – как-то пошутил друг семьи. – Выдайте ее замуж за толкового парня, и дело в шляпе!»
«Рано еще. Она не нагулялась, жизни не видела, – возразил Николай Степанович. – Пусть мир поглядит, себя покажет».
Однако очень скоро он убедился, что придется последовать совету друга.
Лиля без причины пропускала занятия в университете, куда ее с таким трудом устроили; сутки напролет проводила с такими же бесшабашными молодчиками и развязными девицами; возвращалась домой за полночь. Могла отключить телефон и оставить родителей в тревожном неведении. На все вопросы и замечания у нее был готов ответ: она-де взрослая и имеет право жить так, как ей хочется.