«Акцент, — подумал Рук. — Р-р-р!»
— У нас был безумный роман без продолжения. То есть это я думала, что продолжения не последует. Но когда вернулась в Штаты, чтобы продолжить обучение в Северо-Восточном, угадай, кто объявился в Бостоне?
— Пит? — воскликнул Рук.
Никки рассмеялась.
— Ну не могла же я отправить его назад?
— Конечно, не могла. — Петар тоже смеялся.
Рук сосредоточено макал кусочек цыпленка в арахисовый соус.
— Знаешь, — сказал Петар, — я, как увидел статью о тебе в том журнале, сразу подумал, что надо бы тебя найти.
— Что же не нашел?
— Сам не знаю. Жизнь у тебя могла сложиться по-разному. Ну, ты понимаешь…
— Она вечно занята, — встрял Рук. — На самом деле нам уже пора идти.
— Серьезное расследование?
Никки огляделась и, убедившись, что вокруг никого, сказала:
— Кэссиди Таун.
Петар одновременно кивнул и помотал головой. Рук попытался было понять, как ему это удалось, но решил, что подражать не стоит.
— Это явилось неожиданностью. И в то же время нет. У нее было не много друзей, но мне она нравилась.
— Ты ее знал? — спросила Никки.
— Конечно. Как не знать. При моей работе то и дело сталкиваешься с колумнистами, пиарщиками, издателями. Одни хотят протолкнуть своего автора на шоу, другие узнать, кто выступает, а третьи, как Кэссиди, интересуются, как держались гости, с кем пришли, что рассказывали помимо того, что попало в эфир…
— Значит, вас с Кэссиди кое-что связывало? — Рук постарался вложить в эти слова грязный намек, чтобы Никки почувствовала.
— Еще как! — подхватил не уловивший двусмысленности Петар. — Она была самым приятным человеком на свете? Нет. Наживалась на людских слабостях? Да. Но скажу вам, когда я здесь только начинал, чуть не провалился, и Кэссиди взяла меня под свое крыло. Приучила к дисциплине, объяснила, как важно соблюдать сроки, как вести себя с пиарщиками, которые хотят продвинуть свою звезду на первое место, как подготавливать знаменитостей, чтобы они не замыкались во время важного интервью… Она меня спасла.
— Прости, Петар, — улыбнулась Никки. — Ты сказал, она приучила тебя дисциплине, и дальше я уже не слушала.
— И еще соблюдать сроки, Никки, — представляешь?
Пока старые друзья смеялись каким-то давним воспоминаниям, Рук представлял себе Петара десять лет назад: как этот дикий хорват шаркал по ее спальне в халате, приговаривая: «Ни-ки, не могу видеть туфля».
Когда смех затих, Петар придвинулся к Никки, коснувшись ее колена. Рук это заметил, и еще заметил, что она не отстранилась.
— Я слышал, она над чем-то работала.
— Знаю, — сказал Рук. — Над чем-то крупным.
— Рук готовил статью о ней, — объяснила Никки.
— О, тогда она тебе говорила, над чем работает?
Гадая, знает ли Петар или хочет выудить, что знает он, Рук протянул:
— Мм, только в общих чертах.
— Я тоже не знаю. — Петар пальцем подобрал каперс с тарелки Никки, сунул в рот и продолжил: — Мне говорил один знакомый из издательского мира, что она писала разоблачительную статью. И после ее выхода кое-кто из очень могущественных людей попал бы в тюрьму на очень долгий срок.
На следующий день Джеймсон Рук поднялся в пять утра, чтобы навести порядок. Приняв душ и одевшись, он сварил себе кофе, а затем принес в кабинет швабру, совок и ведро с чистящим средством — пора было вступить в борьбу с разгромом, устроенным позавчера техасцем. Остановившись в дверях, Рук оценил последствия смерча, пронесшегося через его уютное рабочее место: разбросанные папки, вывернутые ящики стола, разбитые стекла рам с картинами, грамотами и журнальными обложками. Ящики с собранными материалами перерыты, на полу запеклась кровь, в шкафчиках все перевернуто, книги раскиданы, абажуры сорваны с ламп, кресло писателя стало его тюрьмой… «Ну, — подумал Рук, — по сути так оно и есть».
Взглянув на разруху, он пришел в замешательство. Рук просто не знал, с чего начать, поэтому поступил самым логичным образом: поставил в угол швабру, совок и ведро и, присев к компьютеру, вошел в «Google».
Он усмехался, набирая имя «Петар Матич», звучавшее как название эротической игрушки. «Лучше бы не заглядывать, — подумалось журналисту, — иначе едва ли утро будет посвящено наведению порядка».
К его удивлению, поисковик выдал множество Петаров Матичев. Видный финансист, учитель, кливлендский пожарный и так далее, но только не давний поклонник Никки. Тот мелькнул только на второй странице. Единственная ссылка относилась к документальному фильму, снятому им в свое время в Таиланде, — «Новые друзья, старые миры». Заметка была краткой: «Студент-кинематографист и искатель приключений из селения Каменско в Хорватии, живущий в США, Петар Матич, удостоился гранта на съемки фильма, знакомящего мир с недавно открытыми видами». Итак, Петар — из тех ребят, что снимают двухголовых змей и птиц с шерстью под крыльями.
Затем Рук ввел «Петар Матич Никки Хит» и обрадовался, не найдя соответствий. Особенно ему понравилось, что Хит не участвовала в съемках. Рук выбросил из головы назойливое видение того, как Никки ползает по джунглям в компании хорватского Ромео, и взялся выметать битое стекло.
Примерно через полчаса его телефон заиграл мелодию из «Сетей зла». [108]
— Заметь, предупреждаю заранее, — сказала Никки. — Я за углом, и у тебя ровно две минуты, чтобы шугануть кошек.
— Что, всех? Вот к этой я успел привязаться! Подожди минутку. — Притворившись, будто прикрыл трубку ладонью, Рук громко проговорил: — Вы меня искушаете, миссис Робинсон!
И услышал голос Никки:
— Поберегись, Рук. Как бы тебе опять не остаться с разбитым носом.
Она принесла с собой кофе — конечно, не идущий ни в какое сравнение с божественным кофе Джеймсона Рука — и пакетик теплых бейглов.
— Я прикинула, что все равно буду в центре, так что можно навестить редактора Кэссиди Таун и уже оттуда ехать в участок. — Заметив что-то в его лице, Никки насторожилась. — Что такое?
— Ничего. Не знал, что мы с тобой едем в издательство.
— Ты не хочешь? Рук, ты же всюду рвешься меня сопровождать. Прямо золотистый ретривер — делаешь стойку каждый раз, когда звенят ключи от машины.
— Нет, я хочу, конечно. Просто жаль, что я так мало успел. Здесь по-прежнему черт ногу сломит.
Никки вместе с чашкой и надкушенным кунжутным бейглом отправилась в кабинет оценить обстановку.
— Да ты и не начинал!