Они чокнулись, и она сделала глоток. Было так жарко, что пиво нагрелось почти до комнатной температуры.
— Я изучала английскую литературу, но на самом деле мне хотелось заняться театральным искусством.
— Так, тебе придется кое-что мне объяснить. Каким образом после всего этого ты оказалась детективом полиции?
— Это не такие уж далекие друг от друга вещи, — возразила Никки. — Моя работа, как ты понимаешь, частично состоит из актерской игры, а частично — из литературных занятий.
— Верно. Но это касается самой работы. А мне любопытно, почему ты ее выбрала. Убийство. Конец невинности. Другая жизнь.
Она подумала о прошлом и произнесла:
— Это личное. Может, когда мы лучше узнаем друг друга, я тебе расскажу.
— Личное. Это должно означать «из-за мужчины»?
— Рук, сколько недель мы с тобой ежедневно общаемся? Зная меня, как ты можешь думать, что я способна сделать такой выбор из-за мужчины?
— Я все понял, жюри не засчитает мой вопрос.
— Нет уж, давай продолжим, я тоже хочу знать, — сказала она и придвинулась ближе к нему. — Ты поменял бы профессию из-за женщины?
— Я не могу ответить на этот вопрос.
— А придется, потому что это допрос. Так поменял бы или нет?
— Если рассуждать абстрактно… вряд ли.
— Отлично.
— Но… — Он помолчал немного, пытаясь сформулировать мысль. — Ради той самой женщины? Мне нравится думать, что я сделал бы ради нее все, что угодно. — Казалось, он был доволен сказанным и даже кивнул собственным словам, приподняв при этом брови.
В этот момент Джейми Рук выглядел вовсе не как космополит с обложки глянцевого журнала, а как честный мальчишка на картинке Нормана Роквелла. [82]
— По-моему, нам нужна выпивка покрепче, — заметила Никки.
— Света нет, я могу ограбить винный магазин. У тебя не найдется чулка, чтобы натянуть на голову?
В шкафчике со спиртным у Никки на кухне стояли на четверть заполненная бутылка кулинарного шерри и бутылка персикового винного коктейля «Беллини» без срока годности; однако несколько лет назад он расслоился и принял вид и оттенок радиоактивных отходов… Ага! И полбутылки текилы.
Рук держал фонарик, пока Никки шарила в ящике холодильника; наконец она выпрямилась, победно размахивая маленьким сморщенным лаймом, с таким видом, как будто поймала мяч Барри Бондса [83] с голограммой.
— Очень жаль, что у меня нет ни трипл-сека, ни куантро, а то мы могли бы сделать «Маргариту».
— Прошу тебя, предоставь это мне, — сказал Рук. — Это уже моя епархия. — Они вернулись на диван, и он расположился за журнальным столиком с ножом для чистки овощей, солонкой, лаймом и текилой. — Итак, дети, сегодня мы займемся изготовлением коктейля, который называется «Ручная Маргарита».
Смотрите внимательно. — Он отрезал ломтик лайма, налил в бокал порцию текилы, лизнул руку между большим и указательным пальцем и посыпал ее солью. Затем слизнул соль, опрокинул текилу и откусил кусочек лайма. — Ух ты, то, что надо.
Вот это и называется «Ручная Маргарита», — сказал он. — Я научился этому у Десмонда Туту, [84] - добавил он, и Никки рассмеялась. — А теперь ты. Никки быстро взялась за нож, ловко отрезала лайм, насыпала соли на руку и выпила текилу. Заметив выражение его лица, она усмехнулась:
— Ты думаешь, я вчера родилась?
Улыбаясь, Рук налил себе очередную порцию, и, глядя на него, Никки вдруг забыла о боли в позвоночнике и обнаружила, что потихоньку освобождается от вечной настороженности, которая уже сделалась неотъемлемой частью ее поведения. Но Рук не стал пить; вместо этого он протянул руку ей. Она взглянула на соль на его коже, на ломтик лайма, зажатый между большим и указательным пальцами.
Никки не поднимала взгляд — она боялась, что если сделает это, то ей захочется отступить, вместо того чтобы броситься вперед. Она наклонилась к его руке и высунула язык; сначала она быстро облизала соль, но затем, решив не торопиться, продолжила медленнее. Он предложил ей бокал, и она выпила текилу; а затем, взявшись за его запястье, поднесла ко рту ломтик лайма, который он держал в руке. Кислый сок брызнул ей на язык; она проглотила текилу, и тепло, возникшее в желудке, потекло к рукам и ногам, а вместе с ним появилась чудесная эйфория.
Ники прикрыла глаза и снова провела по губам кончиком языка, ощущая вкус соли и лайма. Она совершенно не чувствовала тумана в голове, это было нечто иное. Она наконец-то смогла расслабиться. Для многих людей это так естественно, но она уже не помнила, когда в последний раз ей удавалось избавиться от своего вечного напряжения. В этот момент она сообразила, что все еще держит Рука за запястье. Он, казалось, был не против.
Они молчали. Никки лизнула свою руку и насыпала на нее соли. Взяла пальцами лайм, налила текилы. И предложила ему. Но, в отличие от нее, Рук не отвел взгляд. Он поднес ко рту ее руку, прикоснулся к ней губами, лизнул соль и кожу вокруг, глядя Никки прямо и глаза.
Затем выпил свою текилу и съел лайм, который она протянула ему. Они продолжали смотреть в глаза друг другу, не шевелясь, — как тогда, на балконе Мэтью Старра, только дольше. На этот раз Никки не стала отстраняться.
Медленно, осторожно, они начали придвигаться друг к другу, по-прежнему молча, не отводя взгляда. Она отогнала прочь свои мысли, свои тревоги, неуверенность, прекратила борьбу с собой. В тот момент Никки Хит не хотелось ни о чем думать. Ей хотелось просто жить. Она протянула руку и слегка прикоснулась к лицу Рука в том месте, где задела его каблуком.
Поднялась, встала на одно колено и, наклонившись к нему, нежно поцеловала его в щеку. Она стояла так над ним, глядя, как тени дрожат на его лице.
Волосы, выбивавшиеся из ее прически, щекотали его лоб. Он коснулся ее волос, заправил пряди за ухо, слегка погладил ее по виску. Оказавшись так близко, Никки ощущала тепло его тела, вдыхала слабый запах его туалетной воды. В неверном свете свечей Хит казалось, что комната движется куда-то, — такое чувство возникало у нее, когда она летела на самолете сквозь облако.
Она прижалась к Руку всем телом, и он подался ей навстречу; и оба они, казалось, не столько двигались, сколько плыли друг к другу, влекомые некой могучей, непреодолимой силой, у которой не было ни имени, ни цвета, ни вкуса — только жар.
А потом их робкие объятия стали более страстными. Они набросились друг на друга, губы их соприкоснулись — как будто они одним рывком пересекли разделавшую их черту. Они не могли оторваться друг от друга, охваченные мучительным желанием и жаждой, словно им наконец было позволено предаться долго сдерживаемой страсти.