Кричание в ухо не дало особых результатов. Мне было пора возвращаться к работе. Впрочем… еще один последний эксперимент. Просто чтобы выяснить, чувствует ли он что-нибудь.
– Ничего личного, шеф… – Я поднес пламя свечи к тыльной стороне его левого запястья.
Кладовая наполнилась запахом паленого волоса. Чодо не реагировал. Я мог бы поджарить его целиком, если бы захотел.
Рядом послышались голоса, так близко, что почти можно было разобрать слова.
Свеча потухла – хлоп! – внезапно, без всякого дуновения в воздухе.
Из кухни раздался вопль.
– Прости, босс, мне пора.
Мне в нос ударил запах паленого волоса и горелого мяса. Войдя в помещение для мытья посуды, я обнаружил нескольких людей, столпившихся вокруг дымящейся крысы. Однако вопли доносились из самой кухни. Слышались голоса, выкрикивавшие указания того рода, какие даются в экстремальной ситуации, когда никто не знает, что надо делать – но каждый хочет, чтобы кто-нибудь что-нибудь сделал.
Запах горелого мяса здесь был сильнее. Я услышал потрескивание, словно жарился бекон.
В воздухе пронесся залп воды. Последняя волна докатилась до носков моих ботинок и отступила. Потрескивание бекона потеряло свою интенсивность.
Слышалось подавленное бормотание. В некоторых из присутствующих я опознал людей, которых Морли временно нанимал для работы на кухне.
– Прочь с дороги! – рявкнул я. – Если не в состоянии помочь, убирайтесь к черту с дороги! Так вы будете хоть чем-то полезны!
Я протиснулся сквозь толпу. Кто-то, сохранивший достаточно присутствия духа, завернул незнакомую полную женщину в мокрую скатерть. Двое парней окатывали ее водой. Она истошно вопила – каким-то образом под своими мокрыми тряпками она еще продолжала гореть. Шипение бекона исходило от нее. Впрочем, под ведрами воды оно быстро теряло интенсивность.
Появился Морли.
– Что здесь происходит?
Я покачал головой, пожал плечами и подтолкнул пару ребят, которые предположительно должны были расставлять столы.
– Суньте ее в бадью, где охлаждаются бочонки с пивом. Только бочонки сперва выньте.
Потрескивание бекона начиналось снова. Женщина кричала не переставая.
Ее как раз окунали в ледяную ванну, когда появилась Белинда Контагыо. Женщина затихла, поскольку пламя наконец унялось. Однако боль будет длиться еще долгое время, если она обгорела настолько сильно, как я подозревал.
Белинда подошла к нам.
– Что случилось?
– Не. знаю. Меня здесь не было, когда все началось. Похоже на то, что дама каким-то образом загорелась.
Я повысил голос:
– Кто-нибудь видел, как это началось?
– Люди не могут загореться, Гаррет.
Однако ее голос звучал не очень уверенно.
– Посмотри на нее и скажи мне, если я ошибся.
Женщину вытаскивали из ледяной ванны. Она была без сознания. Потрескивания больше не было слышно.
Низенький человек в переднике заговорил, нервно двигая руками:
– Я пришел сюда первым – услышал, как она закричала. Она хлопала по себе руками, и я подумал, что она подожгла свою одежду. Я замотал ее в мокрые скатерти.
Естественно. Никто не видел, как все началось. Может быть, печи? Это была та самая кухня, которая обслуживала банкет.
– Белинда, у тебя нет под рукой целителя? С ней потребуется черт знает сколько повозиться, чтобы привести ее в порядок.
Тайная империя Контагыо славится заботой о своих рядовых членах. Те, кто верен боссу, могут не сомневаться, что он позаботится о них, если они попадут в передрягу. Чодо инстинктивно понимал, что лояльность имеет две стороны. Он заботился о своих людях, а они заботились о нем. Белинда держалась его примера.
– Я присмотрю, чтобы ей оказали помощь, – сказала Белинда. – Так, а это еще что?
– Что?
– Кажется, я видела крысу!
– Ты ведь в городе, не забывай. Они еще никому не принесли вреда.
Белинда понемногу продвигалась к кладовке. Она хотела навестить своего отца, но не хотела, чтобы кто-нибудь это заметил.
Она вышла. Я не следил за ней: с обожженной женщины как раз снимали белье. Задача была непростой. Кусочки ткани въелись в ее кожу; обугленная материя играла роль фитиля, в котором выгорал подкожный жир.
Это было невероятно. И жутко. Но мы не могли отрицать то, что видели собственными глазами.
Обгоревшая женщина, по-видимому, чрезвычайно заинтересовала парочку котят – они постоянно подбегали, чтобы обнюхать ее и коснуться ее тела своими лапками.
Белинда вернулась.
– Какие будут распоряжения насчет того, что с ней делать? – спросил я.
Она была в такой ярости, что, казалось, была готова грызть камни.
– Перевезти ее в Бледсо, выяснить ее семейное положение– я не знаю… Почему я должна беспокоиться обо всей этой ерунде?
– Потому что это твой праздник. Потому что ты здесь главная. Потому что ты та, кого будут обвинять в случае чего.
Выпустив пар в приступе креативной лингвистики, Белинда требовательно спросила:
– Почему никто до сих пор ничего не сделал с этими крысами?
Я вернулся в главный зал. Там наблюдался некоторый прогресс. Пара дюжин гангстеров столпилась по безопасную сторону от Плоскомордого Тарпа; двое малышей, занимавшиеся расстановкой столов, припахали их к работе.
Щель в приоткрытом окне оставалась нетронутой. Я подошел. Не прошло и секунды, как мое плечо уже украшала пикси.
– Какие новости, Мелонди?
– Что-то здесь происходит, это точно. Твоя вампирша, возможно, еще не самый худший из интриганов.
– Вот как?
– Я узнала это от Синдж. А она – от Джона Пружины, который услышал это от своих крыс. Длинная цепочка, в которой полно слабых звеньев.
– Ты, похоже, начинаешь философствовать?
– Я начинаю тревожиться. Общее мнение таково, что кое-кто может не дожить до конца праздника.
– Правда?
– А что, похоже, что я все это придумала?
– Когда во главе стоял отец Белинды, он обычно устраивал сборища, на которых улаживал разногласия между боссами соседних участков. У него неплохо получалось. От тех из низших боссов, кто мог впоследствии стать источником неприятностей, он просто избавлялся. Вбивая им головы в грудную клетку кентаврской боевой палицей.
Ко мне подошел один из второстепенных гангстеров по имени Щур Вролет.