– Возможно, Грессер прав, – сказал я. – Сами видите, тут столько пыли, непременно должны были остаться хоть какие-то следы. Но следов нет и в помине.
– Надо обыскать все помещения, – заявила Аликс тоном, не терпящим возражений.
Я подошел к двери черного хода – именно через нее вошла Тинни, – открыл дверь и выглянул наружу.
– Эй, Рыжик, ты никого не заметила?
– Я видела то же, что и ты сейчас.
То есть двух поварят, таскавших подносы с пирожками. И фургоны…
– Пошли, поглядим.
Аликс вскинула головку.
– Я не собираюсь пачкать свои новые туфли в навозе.
Пару минут назад она готова была запачкать чем угодно свое новое платье… Я хмыкнул. Разумеется, это совсем другое дело.
– Почему бы тебе не вернуться в залу, Аликс? – предложила Тинни. – Таю наверняка тяжело принимать гостей одному. А Никс не в настроении.
Аликс не хотела веселиться. Аликс вообще ничего не хотела. Нет, ей определенно не мешает еще чуточку повзрослеть. Впрочем, этого она тоже не хотела.
Оставив девушек мило щебетать, я вышел на двор.
Пять фургонов. Два я отмел сразу – с них сняли колеса и выпрягли лошадей. Оставалось три; может статься, один из них был тот самый…
Все грязные, покосившиеся, обшарпанные. Правда, не те нынче времена, чтоб разъезжать в новых фургонах. Сейчас вообще ничего нового не появляется. Последний новый дом на моей памяти построили до того, как я ушел на фронт. Или даже раньше.
Короче, сегодня наш девиз: «Береги, что имеешь, и не рыпайся».
Я оглядел лошадей, запряженных в постромки. Лошади – самые хитрые твари на всем белом свете! Скольких простаков они одурачили! Не исключено, что животина преступников такая же злодейская, как они сами, и ее можно отличить от прочих…
Одна лошадь крепко спала, другая засыпала. А вот третья искоса поглядывала на меня из-под ресниц, выказывая нездоровый интерес к моей персоне. Точнее, третий: это был мерин, которому, похоже, не терпелось отомстить мне – и всему человечеству в моем лице – за свое унижение. Я старался не подходить близко, но на какой-то миг забылся – и едва успел увернуться. Клацнули зубы, и я остался без пуговиц на левом рукаве.
– Ты и есть, – пробормотал я. – С такими зубами только урок возить. – Кстати, мерина стреножили, а это говорило о многом: вьючных лошадей, как правило, не стреноживают – тем паче в городе.
Я обошел гнусную животину и встал перед фургоном. Мерин оскалил зубы в презрительной усмешке.
– Слушай, коняга, почему бы тебе тоже не вздремнуть?
Мерин вновь усмехнулся, наглядно выказав свое отношение к моему предложению в частности и моим умственным способностям в целом.
Фургон представлял собой деревянный мост со складным тентом. Разумеется, тент был поднят. Крепился он деревянным колышком на кожаном ремне. Я подергал колышек, взялся за ремень, потянул…
Кто-то звезданул меня по черепу мешком с конскими подковами. Я плавно опустился наземь, будто гонимый ветром осенний лист. Как ударился о землю – то бишь о плиты, которыми был вымощен двор, – уже не запомнил.
Я застонал и осторожно приоткрыл один глаз. Неужто уже утро, будь оно проклято? И опять с похмелья… Ну сколько можно, Гаррет?
В поле моего зрения вплыл ангел. Точнее, ангелица. И что-то прошептала. Я не разобрал слов, но этого и не требовалось: мы с этим ангелочком вволю порезвимся, дайте мне только вдохнуть полной грудью.
Должно быть, я умер и попал на небеса. Так внушала мне матушка: все достойные люди после смерти попадают на небеса.
Ангелица продолжала говорить. Вдруг у меня в мозгу словно что-то щелкнуло, и я услышал, о чем вещает небесное видение:
– Хватит пудрить мне мозги, Гаррет. Я слишком давно тебя знаю.
– Ой… Обманули, значит. Я всегда думал, что вы, демоницы, такие – рыженькие, пухленькие… Или пухленькие и рыженькие…
– Лесть тебе не поможет.
– Как знать, как знать. – Я провел рукой по волосам – и нащупал солидную шишку. – Чем это меня долбанули? Птичка место для посадки искала? – Если это была моя птичка, с нее вполне станется.
– Понятия не имею. Когда я наконец уговорила Аликс пойти за тобой, мы вышли во двор и увидели, что ты лежишь на земле, а какой-то тип собирается снова тебя ударить. Мы закричали, из кухни выскочили слуги, и он убежал.
– А фургон?
– Какой фургон?
– Который тут стоял. Я как раз собирался в него заглянуть, когда меня огрели. – Конечно, нелепо ожидать, что она заметила именно тот фургон. – Сдается мне, мы влипли по уши.
Кое-как поднявшись, я подковылял к воротам и растолкал сонного охранника. Здоровенный детина, сплошные мышцы – и ни единой извилины. Такой никого мимо себя не пропустит, что вы, сэр.
– За последние пять минут фургоны выезжали?
Он уставился на меня из-под могучих, как скалы, надбровных дуг. Бровей у него, как ни удивительно, не было и в помине.
– А ты кто такой? – буркнул он, явно недовольный тем, что его разбудили.
– Гарретом кличут. Шеф службы безопасности на пивоварне. – Ну и что, что неправда? Для пользы дела же.
– А, слыхали. Ну да, Робин-Боббин укатил. Круто, верно?
– Что круто?
– Да имечко. Как в стишках. И запомнить легко.
– Понял. Да, круто. Клево. Отпад. Следующий вопрос: почему ты его выпустил? Или не знаешь, что в дом забрались грабители и мы их ловим?
– Не-а. – Охранник покрутил головой. – Я никого не видал, как на пост заступил, окромя возницы Робинова. Остальные все внутри были.
– Йех! – пробормотал я, без особого, впрочем, чувства. – Ладно. Смотри, больше никого не выпускай без моего разрешения. Усек? Сколько народу было в том фургоне?
– Я ж говорю, один возница. – Охранник начал злиться.
Лихо у них получилось, ничего не скажешь. Фьюить – и ищи свищи.
Я повернулся, собираясь уйти.
Тинни подхватила меня под руку, заглянула мне в самое сердце своими огромными глазищами.
– Какой вы настойчивый, мистер Гаррет, – промурлыкала она. В свете факелов ее зубки отливали алым.
– Я озабоченный. Мало мне, что ли, было швов на башке? Придется шлем носить. Выберу офицерский, с шишаком. По сходной цене сторгую и буду таскать.
– Тогда тебе ногу сломают. Или руку.
– Дорогуша, твоими устами мед бы пить.
– Стараюсь, Гаррет. На твоем месте я бы сменила род занятий. Нельзя же всю жизнь тратить на тех, кто только и ждет, чтоб увечье тебе нанести.