– Вот так, – сказал он. – Такие были у меня встречи, такие были события. Я не допускаю мысли, что попы правы, что мы имеем дело с какой-нибудь моделью бога, патриархальной или модернизированной. Я считаю, что они, опередив нас, всего-навсего собрали некоторые данные. Я не отрицаю работы Латышева, но убежден: нам следует внести одно-единственное изменение – подставить на место Бога некую сверхцивилизацию. И все встанет на свои места, освободившись от налета мистики.
Он сделал короткую паузу, давая им время осознать.
– Как ревизор? – воскликнула Марина тоном приятелей городничего.
– Так, ревизор… – сказал Снерг. – Главным камнем преткновения, из-за которого мы и не заговорили о пришельцах – хотя я уверен, что кому-то да приходила в голову такая мысль, – было бы: почему же они закрывают нам дорогу к звездам? Закрывают, все правильно. Но почему? Не потому ли, что мы наделали глупостей, считая венцом творения наши достижения? А если нет? Если ДП-корабли – не высшее достижение технической мысли, а паровые дилижансы, которые время от времени вваливаются на улицы современных городов, ежеминутно создавая аварийные ситуации? Представим сверхцивилизацию, научившуюся преодолевать трансзвездные, а то и трансгалактические расстояния каким-то иным способом. Представим, что ДП-корабли, начни мы на них носиться вдоль и поперек Вселенной, создадут массу помех, неудобств и прямой опасности для коммуникаций, функционирующих, быть может, тысячи лет? Технологиям и процессам, о которых мы и понятия не имеем? Что все эти годы мы, как тот чеховский герой, отвинчивали гайки с рельсов, а наши любительские радиостанции забивали рабочие частоты аэродромов. Суперцивилизация – это непременно и высокая этика, и высокая мораль, по которой, возможно, и недопустимо притягивать нас к суду за порчу путей и, явившись этакими светоносными пророками, растолковать нам нашу отсталость, ввергнув, может быть, в психологический шок ни много ни мало – целое человечество. Что же они делают? Разработана программа, имеющая целью поэтапно подвести нас к истине. Установлена Сфера Доступности. Убраны одни планеты и подставлены другие. Помеха Проекту «Икар», эти пресловутые «отражения», устроены так, чтобы мы наконец поняли: природа не может быть столь калейдоскопно-хаотичной, мы имеем дело с разумом. Но мы не понимали – для того, чтобы понять, нужно было слезть с пьедестала, который мы сами для себя воздвигли, а до чего же нам этого не хотелось! Вот и получилось, что первыми до многого докопались чернорясые – не от хорошей жизни, хватаясь за любую соломинку. И затруднили нам, надо признать, работу – из-за того, что к загадке причастны «святые отцы», многие будут скептически хмуриться…
– Так… – тихо сказал Панарин. – А те наши ребята, что погибли? Что же, нас останавливают, убивая?
– Подожди! – Муромцев оторвался от карманного компьютера. Он был бледнее, чем обычно. – Погибли? А видел ли кто-нибудь хоть один труп, хоть один обломок тех кораблей, что не вернулись? Проще говоря – исчезло некоторое количество человек и некоторое количество кораблей. Никто не доказал, что они живы, но никто и не доказал, что они погибли…
– Вы верите, получается? – повернулась к нему Марина.
– Вера – категория хлипкая, – сказал Муромцев. – Мы просто получили во многом логичную и безупречную гипотезу, содержащую гораздо меньше «против», чем «за». Я попробовал подсчитать энергию, которую пришлось бы затратить на «передвижку» планет, поддержания барьера Сферы Доступности, «отражения» – разумеется, исходя из уровня наших сегодняшних знаний и возможностей. Цифры фантастические, но если Стах прав, это – та самая пресловутая астроинженерия, работа цивилизации, овладевшей, быть может, энергией своей Галактики. И никакой мистики. Астроинженерия, о которой мы пока можем лишь мечтать, но давным-давно предсказали ее теоретически…
– Вот именно, – сказал Снерг. – Я не знаю, зачем они «убирали» планеты – то ли какая-нибудь из них была форпостом чужих, то ли они хотели избавить от контакта с нами какую-нибудь недозрелую цивилизацию – чтобы мы, часом, открыв ее, не утвердились во мнении, что являемся венцом творения. И зачем они подсовывали нам планеты, я решительно не понимаю. Но работа только началась…
– А замок? – резко вздернул голову Панарин. Снергу показалось, что с радостью он это сказал, довольный, что может хоть что-то опровергнуть.
– Замок? – сказал Снерг. – А не вы ли мне рассказывали, ребята, как ломают головы ученые, изобретая местные Атлантиды? А астрономы и ребята Крылова ломают голову над другим: как случилось, что ни один локатор не засек приближения к планете болида? Кто его видел, этот ваш болид? Рассмотрим, что произошло. Ты, Тим, и Марина наблюдали загадочное атмосферное явление, а через час на том месте, где должен был отыскаться болид, отыскался замок.
– Ты что же, полагаешь, что замок упал с неба?
– Не знаю, – сказал Снерг. – И замок, и «болид» – пока самое темное место во всей этой истории. В формулу Латышева они категорически не вписываются. Может быть, нас решили еще раз ткнуть носом. Может быть… Да не знаю я! Мы ведь только начали…
– Может быть, стоило все же выйти на кафедру? – спросила Марина.
– Нет, – сказал Снерг. – Конечно, выглядело заманчиво – Мировой Совет в растерянности, кафедра пуста, и тут на нее взлетаю я и начинаю пророчествовать. Восемнадцатое брюмера Станислава Снерга, только без штыков и крови. Не получилось бы у меня ни брюмера, ни разных прочих вандемьеров. Взвалить на Совет еще одну загадку в такое время…
– Интересно, как вписывается в твою гипотезу Эльдорадо?
– Как возможный результат нашей затянувшейся глухоты и слепоты.
– Так спокойно?
– Да! – Снерг изо всех сил старался не показывать, что заметил неприязнь, сквозившую в панаринских репликах. – Да! Там триста пятьдесят тысяч человек. И мои друзья. И моя любимая женщина. А я спокоен, я верю, что я прав, что дядя Мозес был прав. И я прилетел к человеку, которого знаю больше двадцати лет, чтобы ему первому все рассказать, чтобы он стал моим единомышленником. Мы же всегда были вместе, Тим.
– Двадцать лет спустя, как ты помнишь, мушкетеры разделились на два лагеря… – сказал Панарин.
– Простите, мне пора. Главное, думаю, прозвучало, – поднялся все понимающий человек Муромцев. – Я думаю, вы до отлета ко мне заглянете, Стах.
Марина вышла следом без всяких объяснений.
– Что с тобой, Тимка? – спросил Снерг.
– А ты не понял?
– Н-ну…
– Понял, – сказал Панарин. – Тебе да не понять… Если все это правда – мне зачеркивают последние пятнадцать лет жизни. Если звездолеты не нужны – куда же мне теперь прикажешь, Стах? Я ничего больше не умею и ничего больше не люблю. Даже если нам дадут Вселенную, она уже будет не моя. И ты уверен, что у них – ладно, считаем, что ОНИ существуют, – не найдется чего-нибудь, упраздняющего твое Глобовидение? Может, и оно чему-то там мешает?