– Но это означает…
– Про лагерь забудьте. Если мы в этом сражении проиграем, нам будет не до лагеря. Итак, распределите солдат из резерва вдоль опушки леса, чтобы они перехватывали бегущих и сколачивали из них отряды. Но сперва они понадобятся мне здесь, чтобы перенести моих гостей на северный берег ручья.
Ее слова встретили непонимающими взглядами. В ее голосе зазвучал гнев. Тот самый гнев, в результате которого, как всем было прекрасно известно, на кладбище возле лагеря появляются новые могилы. Когда гнев Душелова достигал определенного накала, она даже не позволяла гуннитам сжигать и тем самым очищать тела казненных.
– Выстроить их на опушке! Пусть будут готовы убить любого труса! – Затем спокойным и почти умиротворяющим голосом она добавила:
– Если солдаты не смогут собраться и отбросить врага, их генералы после поражения проживут недолго. – Душелов очень четко представляла, как должно развиваться это сражение. – Более того, умный генерал поймет, что ему нет смысла жить дольше своего знаменосца. Тогда его кончина станет менее болезненной.
Она готовилась много дней. Но теперь вынуждена сражаться негодным оружием. Кроме того, необходим жесточайший контроль.
– За дело! – Она вышла из палатки и поднялась на наблюдательный помост, откуда просматривалось поле боя. Едва она там расположилась, как противник, все еще парадным строем, врубился в ее передовую линию.
Бойня оказалась не столь жестокой, как она предполагала. Кажется, противник задался целью разбить вражеский строй. Они не преследовали бегущих. Они время от времени останавливались, отводили в тыл раненых и смыкали ряды. И при этом не торопились, что понравилось Протектору. Ведь это означало, что у разбитых батальонов будет больше времени, чтобы собраться на опушке леса.
Душелов обернулась, наблюдая, как из ее палатки выносят клетки с пленниками. Гоблин, чьи глаза уже успели регенерировать, издевательски ей отсалютовал. Девушка посмотрела ей в глаза и улыбнулась.
Если она еще раз так сделает, то Душелов швырнет это отродье солдатам – пусть потешатся с ней пару часов. Это собьет с нее спесь.
Солдаты, несущие клетки, выглядели достаточно спокойными, хотя в лагере уже появились первые перепуганные беглецы.
Душелов мысленно дала себе пинка. Ну как она ухитрилась не предусмотреть возможность того, что беглецы могут направиться не к лесу, а в лагерь? Надо было приказать, чтобы палисад снесли.
Впрочем, неважно. В лагерь попадут лишь немногие.
Она приказала закрыть ворота.
Враг возобновил наступление.
Вторая линия продержалась дольше, но исход оказался таким же – солдаты побежали, не причинив противнику особого урона.
На сей раз никто из бегущих в лагерь не попал.
Противник снова остановился – позаботиться о раненых и сомкнуть ряды. Командиры уже с трудом сдерживали кавалеристов, прикрывающих вражеские фланги. Душелов предположила, что дисциплина ее солдат даст трещину, как только развалится третья линия таглиосцев.
Тем идиотам в лесу лучше быть готовыми.
Душелов спустилась с помоста, когда противник снова просигналил атаку.
– Их новый Капитан весьма деловита. Но вот насколько прочно она стоит на ногах?
Тоже весьма деловито, Душелов направилась в лес, где отдала офицерам новые приказы, а затем уединилась в палатке, заранее поставленной в лесу – якобы как убежище и место встречи с посыльными от союзников, которые теперь старались ее убить. В палатку уже принесли Гоблина и Дщерь Ночи.
Ей показалось, что ее появление пленников развеселило, словно за секунду до ее прихода кто-то из них выдал другому идиотскую шуточку, выставляющую ее полной дурой.
Душелов не обратила на них внимания. Сейчас ее больше заботило то, насколько встревожилась ее сестра из-за отсутствия магии на поле боя. И если еще минут пятнадцать ни у кого не зародится подозрения…
Когда сверкающий световой туман накрыл Жизнедава, я слез с коня и пересел на летательный столб, который мне предстояло разделить с Мургеном. На столбе значилось имя Магадана, написанное символами языка Ворошков. На левом фланге Вдоводел тоже готовился воспарить вместе с известным энтузиастом полетов на большой высоте – Лозаном Лебедем. Все летательные столбы уже были подготовлены к атаке, и каждый снабжен абсурдным на вид каркасом из прутьев и бамбука для установки многочисленных самодельных приспособлений.
Где-то далеко позади Тобо и Ревун готовились поднять ковер-самолет, потрескивающий от тяжести сюрпризов для врага. Вопящий колдун все еще бормотал что-то себе под нос, потому что его заставили поделиться с Тобо секретами управления ковром.
Нам предстояло поднять в воздух огромное количество убойных штучек, чтобы пустить их в ход или когда Душелов обнаружит свое местонахождение, или когда наша атака начнет выдыхаться.
Последнее не произошло. Бегство передовой линии таглиосцев стало для нас сбывшейся мечтой. Вторая линия продержалась лишь чуть дольше. Третья линия, состоящая, очевидно, из лучших войск Протектора, проявила больше упрямства. Проведя слишком много времени рядом с Душеловом, я понял, почему третья линия имела чуть больше дополнительной мотивации: Душелов не принадлежала к числу командиров, прощающих своих солдат.
Однако, надо отдать ей должное. От тех, кто стоял над ней, она тоже не ожидала любви или прощения. В мире, откуда она вела происхождение, такое считалось нормой. Тот мир северной империи требовал безжалостности и жестокости. И не прощал ни доброты, ни сочувствия.
Упрямство третьей линии не устояло против четких действий и уверенности наших солдат. Слабодушные стали покидать ряды и побежали к далекой опушке леса, где кто-то собирал и организовывал уцелевших.
Мы только начали взлетать, когда внизу прямо перед нами вспыхнул купол ярко-красного света и через несколько секунд угас. Я еще неуклюже набирал высоту, когда второй световой купол, на сей раз карминовый, вспыхнул и угас слева.
За ними последовало еще пять-шесть вспышек – каждая красноватого оттенка. Через некоторое время я убедился, что набрал достаточную высоту, и лишь тогда рискнул отвлечься от управления столбом и посмотреть на то, о чем Мурген у меня за спиной бормотал на протяжении всего взлета.
Какая-то магия превратила землю в круги равномерной черноты. На этой черной поверхности кто-то до сих пор рисовал красные цветы, мгновенно распускающиеся от крошечной точки до полного размера – почти черные в центре и огненно-желтые на краях. Диаметром они достигали ярдов двенадцати. С высоты мне были видны только эти внезапно и бессистемно распускающиеся красные хризантемы. Земля внизу напоминала игровую доску, на которой целый сад цветков смерти продолжал распускаться и постепенно увядать.
Что бы там ни происходило, оно было пассивным и не нацеленным на нас. Эту магию разместили заранее, а привели ее в действие наши наступающие солдаты. И теперь расплачивались за это.