– Это – снова то самое древнее проклятие, – сказал Гоблин. – Они даже сейчас боятся прошлого пуще нынешнего.
А вода продолжала подниматься…
Я отвел нюень бао место в наших подземельях. Дядюшка Дой был изумлен.
– Мы и не подозревали…
– И хорошо. Значит, враг – тем более. А ему до вас далеко.
Черный Отряд тоже спустился под землю. Мы разместили людей со всеми возможными удобствами. Под землей было достаточно просторно для шести десятков человек. После того, как добавили еще шесть сотен нюень бао, стало тесновато.
Пришлось еще всем каждого запоминать в лицо – мои люди были выучены без предупреждения убивать всех незнакомых.
После того, как стемнело, я снова выбрался наружу. Тай Дэй с дядюшкой Доем неотступно следовали за мной. Я собрал таглиосских офицеров, присоединившихся к Черному Отряду, и сказал:
– Я уверен, мы все сделали, что могли. Настало время начать эвакуацию всех, кто пожелает покинуть этот ад.
Сам не знаю почему, я не сомневался, что миновать пикеты южан на том берегу будет проще простого.
– Я пошлю с вами одного из моих ведунов.
Это их не обрадовало. Один капитан вслух поинтересовался, не намерен ли я отдать их в рабство, чтоб своим осталось больше провизии.
О провизии я еще не думал. Да и вообще многих возможных трудностей не учел. Забыл, например, что большинство этих людей присоединились к нам только потому, что верили: иначе в живых не бывать.
– Вздор. Если вам, ребята, больше нравится умирать в нашей компании – оставайтесь. Будем рады. Я просто хотел освободить вас от солдатской присяги, чтоб вы имели хоть какой-то шанс…
Еще после наступления темноты я разрешил мужчинам нюень бао вернуться и посмотреть по домам, не осталось ли припасов либо уцелевших. Найти им удалось не много – солдаты Могабы тоже искали старательно, да и вода поднялась.
Люди Могабы на самодельных лодках и плотах начали набеги на дома джайкури, забирая то, что удалось спасти от прибывающей воды.
Собственный запас Могаба утопил своими же руками.
Убедившись, что нас никто не заметит, я увел всех своих братьев внутрь, наглухо завалив все входы и выходы. Взяли мы с собой и нюень бао. Все, кроме нескольких человек, несших дозор со смотровых площадок, доступных лишь изнутри, спустились в самую отдаленную, потайную часть подземелий, отгороженную от внешнего мира ловушками, замаскированными дверями и паутиной заклятий, раскинутой Одноглазым и Гоблином, оставившими лишь призрачных двойников, дабы обозначить путь.
Жилье делили со мною восемь гостей. Всего через несколько часов я сказал дядюшке Дою:
– Идем-ка, пройдемся.
Присутствие шести сотен нюень бао быстро сказалось на состоянии воздуха. Коридоры были освещены редкими светильнями – так что, отойдя от ближайшей на половину дистанции, мы очутились в полной темноте.
Дядюшка Дой, судя по всему, был на грани испуга.
– Я тоже здесь пакостно себя чувствую, – сказал я. – Едва удерживаюсь, чтоб не заорать… Ничего, справимся. Когда-то мы несколько лет так прожили.
– Никто не может жить так. По крайней мере, долго.
– А Отряд жил. Ужасное было место. Называлось оно – Равнина Страха, и на то были причины. Там было полно жутких тварей, и любая из них могла убить, не успеешь глазом моргнуть. За нами постоянно охотились армии, возглавляемые колдунами много хуже Тенекрута. Но мы выдержали. Мы прошли через это.
Из-за темноты я не мог понять, что выражает его лицо. Хотя это и при солнечном свете сложно было сделать.
– Я скоро сойду с ума, если все вы и дальше останетесь со мной. Мне пространство нужно. А там ведь шагу не сделать, чтоб не наступить на кого-нибудь.
– Я понимаю. Но не знаю, чем тут помочь.
– У нас есть еще свободные комнаты. Одну можно выделить Тай Дэю с сыном. Одну – тебе. А Сари может жить с матерью.
Он улыбнулся:
– Ты говоришь открыто и честно, но – удели чуть больше внимания обычаям нюень бао. Многое случилось в ту ночь, когда ты помог Тай Дэю спасти эту семью.
Я хмыкнул:
– Ну да. Спасли кое-кого…
– Ты спас всех, кого можно было спасти.
– Скажи на милость, каков я молодец…
– Ты не имел перед ними обязанностей, и это не было долгом чести.
Он назвал обязанность и честь вместо подобных же понятий нюень бао, тем не менее отличных по значению. Там есть некоторые тонкости, наподобие оттенка, означающего добровольное участие в разных священных делах.
– Я сделал то, что счел правильным.
– В самом деле. Без всяких побуждений и не по обязанности. Что и послужило причиной твоего настоящего затруднительного положения.
– Я, должно быть, чего-то недопонимаю.
– Это потому, что ты не рожден нюень бао. Теперь Тай Дэй не оставит тебя. Он – старший мужчина в роду, что должен тебе шесть жизней. Его малыш не оставит его. Сари не может уйти, так как до замужества должна оставаться под покровительством брата. И, как ты можешь видеть, она едва оправилась от пережитого ужаса. В этом городе, куда ее помимо воли завлекло наше паломничество, она потеряла все, кроме матери.
– Можно сказать, матушку сами боги для нее поберегли.
Сказал – и тут же понадеялся, что прозвучало не слишком похоже на шутку.
– Можно. Знаменосец, эта адская ночь оставила в ней лишь одно хорошее воспоминание – о тебе. Она ухватится за тебя, как отчаявшийся пловец хватается за камень среди бурного потока.
Ого! Похоже, надо держаться осторожней. Большая часть моего существа желала, чтобы хватание это было не просто метафорой…
– Ну а Кы Гота с прочими детишками?
– Детей могут принять семьи их матерей. Гота, конечно же, может переехать. – После этого Дой что-то пробормотал про себя. Для него это было очень нехарактерно. Вроде бы – нечто насчет того, что неплохо бы ей переехать на пару тысяч миль отсюда. – Хотя она наверняка отнесется к этому с нежеланием.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что тоже не шибко-то очарован Кы Готой?
– Ни один человек не может быть очарован этой злохарактерной ящерицей.
– А я-то, было дело, думал, что она – твоя жена…
Он остановился, словно окаменев:
– Ты безумец!
– Ну ошибся; со всяким случается.
– Хонь Тэй, старая ведьма, чего же ты хочешь от меня?
– Что?
– Я говорю сам с собою, Знаменосец. Веду спор, коего никак не могу оставить. Женщина эта, Хонь Тэй, двоюродная сестра моей матери, была ведьмой. Она могла порой заглядывать в будущее, и если увиденное имело несчастье доставить ей неудовольствие, она желала изменить его. И имела некие странные идеи на этот счет.