– В чем дело? – спросил я у Старика. – Похоже, ко всем напастям, пережитым в осаду, он еще и состарился разом на двадцать лет.
– Это – старость сердца, Мурген. И с тобой произошло бы то же, почувствуй ты себя морально обязанным предать человека, бывшего твоим другом с самого детства.
– Что?
Но он не стал продолжать.
– Мы отправляемся туда. Хочу взглянуть Могабе в глаза.
В голову мне моментально пришла уйма доводов против. Но высказывать их я не стал – все равно не будет слушать.
– Только не я.
Меня передернуло. По спине пробежал мерзкий холодок – так, говорят, бывает, если кто-нибудь пройдет по твоей могиле.
Взгляд Костоправа сделался жестким. Я с силой воткнул древко копья в землю, словно бы говоря: «С места не тронусь!»
Он что-то буркнул себе под нос и пошел к ладье. Эта тварь, Зиндху, появился, словно из-под земли, и присоединился к отплывающим. Интересно, много ему удалось подслушать из беседы Ворчуна с Зиндабом? Скорее всего, ни слова. Старик наверняка говорил на диалекте Самоцветных городов.
Как только ладья отошла от берега на порядочное расстояние, я присел на землю подле знамени, сжал в руке древко и принялся размышлять, что же внушило мне такое нежелание плыть с капитаном.
Припадков у меня больше не было, и потому я перестал остерегаться. Следующий подкрался хитро и незаметно, прикинувшись простой ленивой дремотой. Я смотрел в сторону Деджагора, но больше не видел его. Я размышлял о молодой женщине, вошедшей в мою жизнь, и старой, что покинула ее. Мне здорово не хватало Сари и столь серьезного То Тана…
Белая ворона, усевшись на перекладину древка знамени, каркнула на меня. Я не обращал на нее внимания.
Я стоял на краю ослепительно сияющего золотом пшеничного поля. В центре его торчал потрескавшийся, искореженный черный пень, вокруг которого кишмя кишели, бранились вороны. Вдали, в нескольких днях пути от меня, блестели на солнце чудесные башни Вершины. Я узнал их сразу, хоть и не понял почему.
Внезапно вороны взвились в воздух, описали круг над полем и полетели к Вершине, выстроившись совсем не по-вороньи. Белая осталась на месте и продолжала кружить неподалеку.
Пень засиял черным глянцем. Чары поблекли.
На месте пня стояла женщина, очень похожая на Госпожу, только еще прекраснее. Казалось, она смотрела прямо сквозь меня. Или же на меня и внутрь меня… На губах ее играла порочная, игривая, соблазнительная и, пожалуй, даже безумная улыбка. Белая ворона тут же уселась к ней на плечо.
– Не может быть…
Улыбка ее рассыпалась осколками смеха.
Если только я не полный и окончательный безумец, то это могла быть только одна женщина. Умершая задолго до того, как я записался в Отряд.
Душелов…
Костоправ присутствовал при ее смерти.
Душелов…
Это многое объясняло. Это раскрывало сотни загадок. Но как же это могло быть?
Из-за моей спины, мягко ступая, вышла громадная эбеново-черная пантера. Подойдя к женщине, она села подле нее. В поведении ее не было ничего рабского.
Я был напуган. Если Душелов жива, находится в этих краях и склонна вмешиваться в события, может случиться много ужасного. Она была гораздо могущественнее Длиннотени, Ревуна либо Госпожи. Однако раньше она предпочитала использовать свой дар малыми порциями, дабы досадить кому-либо или же развлечься самой.
Она подмигнула мне – и, закрутившись, словно бы растворилась в воздухе, оставив за собою лишь пронзительный хохот, перешедший в карканье белой вороны.
Форвалака, насладившись зрелищем, скрылась вдали.
И я исчез.
Над головой каркнула ворона.
Чья-то рука жестко встряхнула меня за плечо.
– В добром ли ты здравии, господин? Быть может, тебе плохо?
– Что?
Я сидел на каменных ступенях, привалившись к косяку массивной деревянной двери. По верхнему краю створки расхаживала взад-вперед белая ворона. Человек, державший меня за плечо, замахал на нее свободной рукой, разразившись грязной руганью. Был он огромен и волосат.
Времени было – около полуночи. Единственным источником света был фонарь, поставленный здоровяком на булыжники мостовой. Через улицу, над самой землей, мерцали чьи-то глаза. На миг мне показалось, что за угол, во тьму, скользнула огромная кошка.
Человек оказался одним из шадаритов-патрульных, нанятых Освободителем для поддержания порядка на ночных улицах и надзора за чужаками сомнительного происхождения.
С той стороны улицы донесся смех. Патрульный явно оплошал при исполнении обязанностей: ведь это я – свой! А она – как раз из чужаков сомнительного происхождения!
Я снова был в Таглиосе.
Запахло дымом. Фонарь?
Нет. Дымом тянуло с лестницы за моей спиной.
Я вспомнил, как уронил лампу. Вспомнил дикую мешанину мест и времен.
– Я в порядке. Просто голова закружилась.
Смех повторился.
Шадарит оглянулся, но, похоже, остался к смеху равнодушным. Он не хотел верить моим словам. Он желал найти некий непорядок сию минуту и не сходя с места. Пришлых он не любил, а нас, северян, полагал безумцами и пьянью. К несчастью, во дворце мы были в большом фаворе…
Я поднялся. Надо двигаться. Сознание мало-помалу прояснялось. Возвращалась память. Мне отчаянно нужно отыскать знакомый вход во дворец, так как я должен поскорее попасть домой…
Внезапно луна брызнула на мостовую холодным светом. Время – за полночь… И я увидел женщину, стоявшую по ту сторону улицы. Я хотел было сказать об этом шадариту, но издали, с той стороны, куда удалилось чудище, раздался пронзительный свист. Другому патрульному нужна была помощь.
– Поостерегись, чужеземец.
С этими словами шадарит поспешил прочь.
Я тоже побежал, не тратя времени даже на то, чтобы захлопнуть за собою дверь.
Вскоре я добрался до знакомого входа, однако что-то было не так. Там должны были стоять на часах гвардейцы Корди Мотера…
Оружия при мне не было, кроме обычного ножа на поясе. Я обнажил его, приняв вид отчаянного бойца. Отряд Мотера ни при каких обстоятельствах не должен был оставлять пост. И подкупить этих ребят было невозможно.
Я нашел часовых в караульном помещении. Они были задушены.
Нужды в дальнейшем допросе пленника не было. Но кто же им надобен? Старик? Почти наверняка. Радиша? Возможно. Ну и прочие важные персоны, какие под руку подвернутся.
Мне едва удалось одолеть страх и не помчаться сломя голову домой. Все равно там Тай Дэй с дядюшкой Доем.