– Меня надолго не хватит, Малышка, – сказал он. – Но буду продолжать, пока смогу.

– Покажи Тобо, что нужно делать, и скажи, пусть он займется этим. Кирку пусть несет Гота, а ты давай садись на коня.

Старик просто кивнул, вместо того, чтобы начать спорить, выдав тем самым, насколько он ослаб. Гоблин, однако, бросил на меня хмурый взгляд, всем своим видом показывая, что ему надоели непрошенные советчики. Однако и он не поддался искушению вступить со мной в дебаты.

– Тобо, иди сюда! Ты понимаешь, что нужно делать?

– Да, Дрема.

– Тогда отдай Ключ бабушке. Где этот конь, мой приятель? Иди сюда, дружище. Повезешь Одноглазого. – Белая ворона уже не сидела у него на спине. К слову сказать, ее вообще что-то не было видно. – Залезай, старик.

– Кого ты называешь стариком, Малышка? – Одноглазый изо всех сил пытался вскарабкаться на коня.

– Тебя, кого же еще? Ты совсем усох от старости, ниже меня стал. Ну, поднимай свою корму. Мне в самом деле хотелось бы сегодня добраться до места.

Я бросила на Гоблина суровый взгляд, просто на всякий случай, чтобы не вздумал фокусничать. В ответ он посмотрел на меня безо всякого выражения. Или, может быть, с оттенком иронии.

Испорченное дитя, вот что я такое.

Двинулись дальше. Развалины крепости еле-еле проступали сквозь пелену падающего снега. Как только Тобо наловчился обнаруживать границу достаточно хорошо, чтобы не отставать от Гоблина, мы стали двигаться со скоростью, ограниченной лишь возможностями матушки Готы. А она, похоже, испытывала настоятельную потребность поторопиться, какая бы судьба в дальнейшем ни ожидала того, кто нес Ключ.

Мой врожденный пессимизм опять почти пропал втуне. Если бы мальчишки Икбала не обнаружили, какое это чудо – швыряться снежками, и вовсе не на что было бы жаловаться. Несмотря даже на то, что несколько снежков едва не угодили в меня.

А вот и расселина, о которой говорил Мурген. Шрам на лице Равнины, нанесенный силами почти невообразимыми.

Отголоски этого землетрясения чувствовались даже в Таглиосе, а по эту сторону Данда-Преш оно разрушило целые города. Интересно, насколько пострадали другие миры, связанные с Равниной?

И еще интересно, было ли это землетрясение естественным по своей природе? Или его вызвали потуги Кины прежде времени проснуться и выкарабкаться из неволи?

– Лебедь! Лозан Лебедь! Иди сюда!

Матушка Гота остановилась на краю расселины, не зная, куда идти дальше. Остальные столпились позади – естественно, всем хотелось посмотреть.

– Расступитесь, люди, расступитесь! – воззвала я. – Дайте человеку пройти.

Я посмотрела на разрушенную крепость. Вообще-то «разрушенная» – это было слишком сильно сказано, но вид у нее был заброшенный, безусловно. Думаю, если бы приставленные к ней демоны все еще находились тут, она была бы в лучшем состоянии, и в данный момент все они высыпали бы наружу, убирая снег, который так и лип к малейшей неровности камня.

– Нужно быть более последовательной, дорогая, – проворчал Лебедь. – То ты хочешь, чтобы я приглядел за Радишей, то…

– Отстань со всякой ерундой, у меня нет времени. Я замерзла, устала и хочу как можно скорее покончить с этим. Взгляни-ка на эту трещину. Она такая же, как раньше? Потому что, хотя она, конечно, производит впечатление, но все же не кажется такой огромной, как ее описывал Мурген. Через нее разве что малышка Икбала не перепрыгнет.

Лебедь уставился на расселину.

Удивляло то, что у нее не было резких краев. Камень казался мягким и вязким, словно конфета-тянучка.

– Нет. Она вообще выглядит совсем иначе. От нее не осталось и четверти. Как будто Равнина исцеляет сама себя, затягивая рану. Готов поспорить, что лет эдак через тридцать не останется даже шрама.

– Да, и впрямь похоже. И с дорогой то же самое происходит. Но, видно, Равнина исцеляет не все. – Я указала на крепость.

– Наверно.

– Ладно, начинаем переход. Лебедь, держись около Тобо и Готы. Никто понятия не имеет, как добираться дальше. А, вот и ты, – ответила я на нетерпеливое «Карр!», донесшееся сверху.

Взглянув искоса, я увидела белую ворону, которая сидела на зубчатой стене, глядя вниз.

Продолжая ворчать себе под нос, хотя и вполне добродушно, Лебедь перешагнул расселину, поскользнулся, упал, притормозил и поднялся, разразившись длинным бессмысленным ругательством северян. Остальные засмеялись.

Я подозвала Ранмаста и Речника.

– Давайте-ка подумайте над тем, как переправить животных и телеги. Привлеките Суврина, если хотите. Он утверждает, что имеет небольшой практический инженерный опыт. И не забывайте напоминать всем, что, если они будут сохранять спокойствие и прислушиваться к нашим советам, мы все этой ночью будем спать в сухом, теплом месте.

Ну, в сухом наверняка. Насчет тепла, пожалуй, на это вряд ли можно было рассчитывать.

Дядюшка Дой и Тобо помогли матушке Готе перебраться на ту сторону. За ними последовали Сари и еще несколько нюень бао. Внезапно оказалось, что в одном месте собралось ужасно много нюень бао. Моя паранойя затрепетала, подозрительно сощурив глаза.

– Гоблин, Одноглазый, не застревайте. Слинк? Где ты? Пойдем с нами.

Я твердо знала, что, если скажу Слинку: «Убей!», – он будет действовать мгновенно и смертоносно, как копье, – несмотря на моральное нежелание делать такие вещи.

Дядюшка Дой не преминул отметить тот факт, что даже сейчас я доверяла ему лишь отчасти. Его, казалось, это одновременно и раздражало, и забавляло. Он сказал мне:

– Наши люди не преследуют тут никакой выгоды, летописец. Это все ради Тобо.

– Прекрасно. Прекрасно. Мне не хотелось бы, чтобы «будущее Отряда» подвергало себя хоть малейшему риску.

Дой нахмурился, явно огорченный моим сарказмом.

– Мне все еще не удалось завоевать твое сердце, Каменный Солдат?

– А как может быть иначе, если ты называешь меня какими-то непонятными именами и даже не объясняешь ничего?

– Боюсь, скоро все и так прояснится.

– Конечно. Как только мы доберемся до Страны Неизвестных Теней. Правильно? Может, все полуправды и «дымовая завеса» твоей доктрины не так уж далеки от истины. «Все Зло Умирает Там Бесконечной Смертью». Не исключено, что так оно и есть.

Дой не сказал ни слова, лишь бросил на меня сердитый взгляд, в котором, однако, не было ни злости, ни желания вычислить, откуда мне все это известно.

– Давай, Лебедь, показывай дорогу, – сказала я.

81

– Я не могу рассказать тебе, что там дальше, – сказал Лебедь. Он выглядел как человек, с трудом пытающийся привести в порядок свои мысли. – Не знаю. Все ускользает. Помню, что заходил внутрь. Помню, что делал. Но как только пытаюсь сосредоточиться на чем-то конкретном между моментами, как я вошел сюда и когда скакал обратно, все как в тумане. Воспоминания приходят только сами, когда я не прикладываю к этому никаких усилий. Может, Душелов каким-то образом повредила мне мозги.