Это место действовало на людей как отрава; в нем было что-то сверхъестественное, заставляющее испытывать ощущение мурашек, бегущих по телу. Гунни обвиняли в этом Кину, потому что это было одно из мест, где упал фрагмент ее расчлененного тела. Их нисколько не смущал тот факт, что одновременно Кина спала очарованным сном где-то на, или под, или за Равниной Сияющего Камня. У гунни вообще отсутствует понятие души, не то что у нас, веднаитов, или у нюень бао. С моей точки зрения, здесь, в Перелеске, обитали души всех жертв, которые погибли тут ради удовольствия Кины, или во славу ее, или ради чего там еще Душилы убивают людей.
Если бы я только заикнулась об этом, Нарайян, а уж тем более какой-нибудь из посвященных гуннитов тут же заговорили бы о ракшасах, этих злобных демонах, ночных бродягах, которым завидовали и люди, и боги. Ракшасы могли притвориться духом кого угодно – просто ради того, чтобы мучить живых.
– Нравится нам это или нет, но Нарайян прав, – заявил дядюшка Дой. – Здесь негде укрыться. Что касается безопасности, то что там, что здесь – все равно.
Зато там мы не будем страдать от этого бесконечного нудного дождя, – дождь и впрямь никак не кончался.
Я внимательно посмотрела на него. Старик, который, казалось бы, меньше молодых должен был рваться продолжать трудный путь. Значит, у него есть причина хотеть этого. Он наверняка что-то знает.
Дой всегда что-то знает. Другое дело, что заставить его объяснить, в чем дело, задача почти невыполнимая.
Я была здесь за старшего. Пришло мое время принимать непопулярное решение.
– Идем дальше.
Ропот, ворчание, жалобы.
Храм был задуман как величественное сооружение, обладающее очень мощным воздействием – даже по сравнению с окружающим его Перелеском. Еще не видя его, можно было ощутить, в каком направлении он находится. Лебедь, который шел позади меня, спросил:
– Интересно, почему вы не снесли его, когда были в силе?
Я не поняла вопроса. Зато Нарайян, шедший впереди, услышал и понял.
– Они пытались. И не раз. Мы восстанавливаем его, когда никто не видит.
Он разразился бессвязной и напыщенной речью о том, как его богиня всегда охраняла строителей. И продолжал в том же духе, пока Ранмаст не стукнул его бамбуковым шестом.
Это был один из тех самых шестов, хотя Нарайян об этом не знал. В Перелеске было очень темно – отличное место для Теней, чтобы устроить тут засаду. Ранмаст был начеку.
Кто мог помешать Душелову выпускать этих злобных тварей, когда ей вздумается? Сейчас Таглиос был в полном ее распоряжении.
Я могла лишь надеяться, что, несмотря на все сложности, наши люди, оставшиеся в городе, выполнят свои задачи. В особенности, те, кто должен был снова проникнуть во Дворец. Им предстояло завербовать Джауля Барунданди и поглубже втянуть его в наши дела, чтобы он не успел сбежать прежде, чем обида на Душелова за смерть жены сменится трезвым пониманием своего положения.
Малышка продолжала плакать, уткнувшись в материнскую грудь, но не потому, что хотела есть. Ее плач всем внушал беспокойство. Выследить нас не составит никакого труда. Мы даже не услышим, если кто-то подкрадется – из-за этого плача и беспрерывного шуршания капель, скользящих по веткам мокрых деревьев. Речник и наши Сингхи не спускали рук с оружия. Дядюшка Дой достал Бледный Жезл, несмотря на то, что меч мог заржаветь.
Животные нервничали не меньше ребенка. Козы блеяли и еле волочили ноги. Ослы упрямились как обычно, но матушка Гота знала несколько трюков, чтобы заставить упрямых животных идти вперед. Да, неприятностей разного рода было предостаточно.
Дождь продолжал лить.
Впереди шел Нарайян Сингх. Он знал дорогу. Он был дома.
Устрашающие очертания храма возникли перед нами – я не видела, я просто чувствовала это. Нарайян заторопился. Разбрасывая мокрые листья, его сандалии издавали звук, похожий на шепот. Я все время внимательно прислушивалась, но не слышала ничего нового, пока Лозан Лебедь не начал бормотать себе под нос, жалуясь на судьбу. Будь он поумнее, сидел бы сейчас дома у камина и слушал, как плачут не чужие дети, а его собственные внуки. Вместо этого ему приходится терпеть все эти муки и заниматься какими-то таинственными поисками. А чем все кончится? В лучшем случае, он проживет чуть дольше, чем те, кто втянул его во все это.
– Дрема, тебе не приходит в голову, что, может быть, имеет смысл не мешать этому засранцу?
Где-то прокричала сова.
– Кого ты имеешь в виду? И почему?
– Нарайяна. Пусть себе наступает Год Черепов. Тогда все мы могли бы сесть сложа руки, расслабиться и не таскаться больше под дождем по уши в дерьме.
– Нет.
Сова прокричала снова. Казалось, она чем-то недовольна.
В ответ, точно насмехаясь, закаркала ворона.
– Но разве не это было первоначальной целью Отряда? Сделать так, чтобы наступил конец света?
– Главари, по-видимому, стремились именно к этому. Но не те парни, чьими руками они собирались выполнить эту работу. Солдаты, скорее всего, вообще никакого понятия обо всем этом не имели. Они вступили в Отряд, потому что так было лучше, чем оставаться дома.
– Это мне очень даже понятно. Наверно, есть вещи, справедливые во все времена. Осторожно. Здесь ужасно скользко – наверно, из-за совиного дерьма.
Он тоже слышал, как перекликаются птицы.
Несмотря на дождь, козы и ослы отказывались приближаться к святыне Обманников. По крайней мере, до тех пор, пока внутри не вспыхнул слабый свет. Его отбрасывала единственная плохонькая масляная лампа, но по сравнению с тьмой вокруг он казался почти ослепительным.
– Нарайян ничего там не натворит? – спросил Лебедь.
– Я наблюдаю за ним. Каждую минуту. – С него действительно следовало не спускать глаз.
По правде говоря, я рассчитывала на дядюшку Доя. Он, как старый хитрец, скорее заметит какой-нибудь трюк. Как хитрец высокого класса, напомнила я себе, за которым тоже нужен глаз да глаз.
Когда я подошла к двери храма, что-то пролетело над головой. Сова или ворона, не знаю. Я обернулась недостаточно быстро, чтобы разглядеть. Я сказала Ранмасту и Икбалу:
– Охраняйте нас, пока я тут все как следует не проверю. Дой, Лебедь, пошли со мной. Вы знаете об этом месте больше, чем кто-либо другой.
Речник и Гота грязно ругались, прикладывая титанические усилия, чтобы справиться с козами. Сыновья Икбала уже спали прямо там, где стояли, не обращая внимания на продолжающийся дождь.
Я попыталась войти в храм, но Нарайян остановил меня.
– Нет, пока я не совершу обряд освящения. Иначе вы оскверните это святое место.
Для меня это было вовсе не святое место. Меня не беспокоило, оскверню я его или нет. Получалось, что он должен выдать нам что-то вроде разрешения на вход. Ничего, пусть поразвлекается, когда-нибудь это место и впрямь будет снесено с лица земли и тогда уже никто не сможет его восстановить. Но пока я должна ладить с ним.