Огня я не нашел. Я нашел своего коня. Думаю, что своего. Я углядел его лишь мельком, но мне показалось, что он почувствовал меня и попытался подать знак. Немедленно остановившись, я вернулся назад и ничего не нашел. Не видел, не слышал, не ощущал. Вокруг было пусто.
Ну и ладно. Я имел представление о том, где это место находится. И мог рассказать Костоправу, который, если захочет, может послать солдат и велеть им обшарить каждую щель.
Напоследок я навестил дядюшку Доя, находившегося под охраной своих соплеменников. Он был жив, а без сознания оставался лишь потому, что ему, для его же блага, постоянно давали снотворное. В чем бы ни заключалась его миссия, у него не было необходимости исполнить ее немедленно.
Затем я вернулся домой, в свое удобное тело и неудобную постель. Ребята дали мне выспаться, словно в праздник. Солнце уже встало, когда я вышел из бункера, оставив безучастно лежащего неподалеку от выхода Дрему.
Вскоре после того, как я покончил с утренней кашей, заявился Костоправ. Уж он-то не проспал.
– Ты вчера ходил туда. Ну как?
– Да я поднялся всего на несколько ярдов. Тай Дэй пошел со мной, мне не удалось от него отделаться. На тот случай, ежели вляпаемся в дерьмо, мы прицепили к заднице веревки… Садись, сейчас я все расскажу…
Я уселся спиной к Дреме, чтобы ничего нельзя было прочесть по губам, и, жестикулируя, будто расписывал свой подъем на гору, выложил последние новости.
Костоправ усмехнулся:
– Ладно, мы этому подыграем. Я даже не стану говорить Госпоже. Хотя, по правде сказать, все, кроме тебя, уже подозревали…
– Так вот почему вы вели себя как распоследние сукины дети. Боялись, как бы я не сболтнул лишнего. Ну-ну. Какой план на сегодня?
– Проверим дорогу на всем протяжении до Вершины. Я пойду с тобой. И поменьше разговоров, пока мы не окажемся на той стороне.
– Хорошая мысль. Я решил отложить все прочее на потом. Ты ел?
Костоправ бросил взгляд на мою расплющенную жестяную миску.
– Я вижу, ты тут живешь как король.
– Безусловно. Так и подобает жить лучшим людям Отряда.
– Пропущу это мимо ушей. На сей раз.
Он поднял глаза на гору и вздохнул.
– Верную мысль порой высказывал Одноглазый. Староват я для всего этого дерьма.
– Ну, все не так уж плохо.
Последнее соответствовало действительности. Мы привыкли говорить о «горе», однако склон был не слишком крутым, да и дорога представлялась вполне проходимой не только для людей, но и для подвод. Ежели ее малость расчистить. Гребень, переходивший в плато, находился не более, чем в тысяче футов над Вратами Теней. А может, и еще ближе.
– Дай знать, когда будешь готов.
Старик массировал правое колено. Приметив мой взгляд, он пояснил:
– Маленький ревматизм. Но разыгрывается только от ходьбы.
«Купи лошадь», – подумал я, но вслух этого не сказал.
– Послушай, сколько тебе на самом деле лет?
– Человеку столько лет, на сколько он себя чувствует, – ответил он. – Госпожа не дает мне стареть.
Я задумался о том, насколько буквально следовало понимать его слова. Ведь над самой Госпожой время и впрямь было не властно.
– Бери Знамя, и пошли.
– Может, захватим пару парней? На всякий случай?
– Возьми своего нюень бао, хочет он или нет. Ну и парочку других. Рыжий с Бадьей подойдут.
Рыжего с Бадьей долго искать не пришлось. Похоже, они были наготове и ждали призыва. Позади обоих держались их телохранители. На прогулку собиралась целая орава.
– Ребята, – заявил я, – все выглядит так, будто мне поручено командовать парадом.
Признаться, их готовность меня порядком приободрила.
Ныряя в свою нору, я приметил, что Тай Дэй, судя по виду, вполне готов к восхождению. Даже слишком.
Скоренько насовав в сумку корявых жареных лепешек, я на ходу бросил Дреме:
– Сиди дома, приятель, не отлучайся. Я вернусь к ужину. Если будет на то воля богов и демонов земли.
Я ухватил Знамя. По одному мы пересекли невидимую черту. На сей раз вибрация казалась менее ощутимой. Для меня. И, по-видимому, для Тай Дэя. Остальные побледнели, им явно было не по себе. По ту сторону по-прежнему царил холод. Я невольно съежился.
Передо мной лежала дорога – змеившаяся по склону глянцево-черная полоса.
– Видишь дорогу? – опросил я и, склонив Знамя, коснулся стальным наконечником черной поверхности. Сам не зная почему.
Дрожь, пробежавшая сквозь меня, была в дюжину раз сильнее, чем при прохождении сквозь Врата Теней. Я ахнул, затрепыхался и, кажется, даже что-то бессвязно заорал, брызжа слюной.
– Что с тобой? – спросил Костоправ.
Я впихнул ему в руку Знамя.
– Сделай, как только что сделал я.
Отступив в сторонку, я снова поднял глаза на склон и понял, что вижу его иначе. Он был тот же: пыльный, лишенный растительности, со змеившейся черной нитью дороги. Но в то же самое время он предстал передо мною таким, каким, наверное, был в давно минувшие времена, когда дорога была проезжей, и даже сам склон, почти такой же голый, не производил впечатления забытого богом места. Я даже видел людей, хотя они казались куда менее материальными, чем дорога, склон и древние укрепления. Костоправ последовал моему примеру и, видимо, памятуя о какой-то своей догадке, тут же передал древко Бадье. От Бадьи Знамя перешло к Рыжему, а от того к Тай Дэю. Нюень бао заколебался, но Старик решительно сказал:
– Или ты поступаешь как все, или не идешь со всеми наверх.
Надо полагать, наверх Тай Дэю тоже не слишком-то хотелось, но делать было нечего. Он оказался в ловушке: отчасти из-за собственного характера, отчасти же, как я подозревал, из-за поручения, которое навязал ему дядюшка Дой.
Как только Тай Дэй двинулся вперед, за ним последовали и другие нюень бао.
– Это не связывает вас с Отрядом никакими обязательствами, – бросил им Костоправ.
– Ну, – сказал я через некоторое время, – теперь, когда все мы это проделали, как насчет того, чтобы все-таки подняться на гору?
Как и подобает хорошему Знаменосцу, я ухватил штандарт и устало поплелся впереди.
Приятно возвращаться домой.
Что?!
Я оглянулся на остальных. Нет, вроде бы все они без труда составляли связь с действительностью. Возможно, это еще одна сторона моих кошмаров и сновидений.
Тай Дэй неотступно следовал за мной, держа наготове обнаженный меч.
Ему явно было не по себе.
Чем выше по склону, тем шире становилась черная лента. Кроме того, она обретала зримую глубину: оставаясь идеально плоской, начинала казаться вогнутой. Твердая и холодная на ощупь, она пружинила под ногами.