— Будь проклят ты, Копченый! Почему ты всегда оказываешься прав?
— По условиям контракта. Отправляйся к брату. Переговори с ним. Разочти все. Сосредоточься на враге сегодняшнем. Хозяева Теней могут уйти. Жрецы не денутся никуда. Если, конечно, ты не возжелаешь разделаться с ними настолько, что пойдешь на то, чтобы сдаться Хозяевам Теней.
— Если бы обвинить хоть одного из первожрецов в измене… Ладно. Я понимаю. Хозяева Теней показали, что знают, как поступать с попами. Но, кроме меня, этого никто не заметил. Если наберешься смелости, выясни, что там произошло. Если они погибли, нам придется торопиться. Этот треклятый Лебедь поехал за ними следом, так?
— Ты ведь послала его.
— А какого черта все будут выполнять то, что я прикажу? Иногда я такую дичь несу… Прекрати улыбаться.
Копченому это не удалось.
— Пни еще одну кучу книг.
Радиша в гневе вышла из комнаты, Копченый со вздохом вернулся к чтению. Автор книги с любовью, пространно, описывал сажания на кол, сдирание кожи и прочие пытки, с чем довелось познакомиться бессчастному поколению, что жило во времена похода Вольного Отряда Хатовара из того странного уголка мира, что породил их.
Книги, собранные в его комнате, были конфискованы, дабы не попасть в руки Черного Отряда. Однако Копченый сомневался, что наличие их у него останется в секрете навсегда. Но, может быть, тайна продержится достаточно, чтобы дать ему время предотвратить повторение кровопролитных старых времен. Может быть…
Величайшая из его надежд, однако, заключалась в том, что Отряд со временем переменился. Что он не просто нацепил безобидную маску. Что он на самом деле забыл свое мрачное прошлое, а поиск его — более инстинкт, нежели определенное решение вернуться, как в случаях с прочими, уже вернувшимися раньше в Хатовар, Отрядами.
Где-то в дальнем уголке сознания постоянно шевелилось, не давая покоя, искушение последовать собственному совету, привести сюда этого Капитана и позволить ему всласть рыться в этих книгах. Просто так, да посмотреть, как он воспримет истину.
Мы достигли Таглиоса на рассвете, через день. Все пребывали на грани срыва, причем Лебедь с приятелями чувствовали себя еще хуже остальных. Их обычные коняшки были совсем загнаны. Я спросил Лебедя:
— Думаешь, Прабриндрах плюнет на мою непунктуальность?
В Лебеде еще было немного перцу.
— А какого хрена ему остается? Клопов тебе в рубаху подбросить? Проглотит и не поморщится. Вот Бабы — бойся. Она неприятностей устроить может. Если вообще хоть кто-то может. У нее не всегда с головой порядок.
— Попы, — сказал Нож.
— Ага. И попов берегитесь. С того самого дня, как вы прибыли, это все против них заваривается. Они ничего такого сделать не могут, разве что тоже ввяжутся в заваруху. Но подумать об этом — подумают, хоть на собственную задницу закладывайся. Как найдут возможность, так и начнут путаться под ногами.
— А с чего Нож их так не любит?
— Не знаю. И знать не желаю. Однако я тут довольно долго, и так полагаю, он прав. Утопить хоть половину — мир бы лучше стал.
Что делало наше положение просто невообразимым с военной точки зрения — это полное отсутствие оборонительных сооружений. Таглиос раскинулся по своим землям слишком уж вольготно, а фортификаций не было и помину.
Народ со столетиями пацифизма за спиной… И враг с обученными армиями при поддержке мощной магии. И я с месяцем на раздумья, как помочь первому одолеть второго.
Нет, невозможно. Немыслимо. Когда вода в реке спадет настолько, что неприятель сможет переправиться сюда, выйдет просто-напросто массовая резня.
— Так ты уже решил, что будешь делать? — спросил Лебедь.
— Ага. Хотя Прабриндраху мое решение не понравится.
Ответ его удивил. Я не стал ничего объяснять. Пусть его понервничает. Отведя своих в казармы, я отослал его объявить о нашем возвращении. Не успели мы сойти с седел, вокруг собралась половина Отряда. Все ждали, что мы скажем.
— Пожалуй, Гоблин для себя уже решил, — заметил Мурген.
Маленького нашего колдуна что-то терзало. Всю дорогу домой он был мрачнее тучи. Теперь же он с улыбкой принялся копаться в своих сумах.
Ко мне подошел Могаба.
— Мы порядочно продвинулись вперед за время вашего отсутствия, Капитан. Я отдам подробный отчет, когда вы сможете принять его.
Своего вопроса он так и не задал. Но я не видел нужды тянуть с ответом.
— Пробраться тайно мы не сможем. Нас обложили. Либо принимать бой, либо поворачивать назад.
— Значит, выбора нет, верно?
— Пожалуй, с самого начала не было. Но следовало убедиться самому.
Он понимающе кивнул.
Прежде чем заниматься делами, я осмотрел раненых. Госпожа оправилась быстро, хотя синяки не делали ее привлекательнее. Странно я себя чувствовал, осматривая ее. Она почти не разговаривала со мною после нашей ночи под дождем. Она снова погрузилась в продолжительные раздумья.
Могаба многое поведал мне о спорах с религиозными лидерами Таглиоса и своих соображениях по поводу армии. Ничего, заслуживающего неодобрения, я в его рапорте не нашел.
— И еще одно, — сказал он. — Жрец по имени Джахамарадж Джах, номер два в культе Шадара. У него есть дочь, будто умирает. Похоже, предоставляется возможность заручиться другом.
— Или нажить злейшего врага. Никогда не стоит недооценивать могущество человеческой неблагодарности.
— Одноглазый видел ее.
Я взглянул на нашего ведуна-недомерка.
— По-моему, просто аппендикс виноват, — пояснил он. — Далеко пока что не зашло, но эти здешние клоуны ни хрена ведь не смыслят. Пытались демонов из нее изгонять.
— Я уже много лет никого не вскрывал. Когда должно быть прободение?
— По крайности, завтра, если только не случится крупного невезения. Боль я как мог унял.
— На обратном пути из дворца погляжу. Сделай мне карту… Нет, лучше езжай со мной. Можешь пригодиться.
Мы с Могабой оделись для появления при дворе. Госпожа должна была сделать то же.
Лебедь, еще даже не умывшийся с дороги, появился сопровождать нас к князю. Мне уже не хотелось ничего на свете, кроме как вздремнуть. Я вовсе не готов был к политическим игрищам. Однако поехал.
Народ Трого Таглиоса как-то прознал, что близок момент принятия решения. Едва ли не все вышли на улицы взглянуть на нас. И все хранили молчание, отчего мне сделалось не по себе.
В глазах, устремленных на нас, ясно читался ужас, но и надежда. Все знали, насколько велик риск. Может, даже понимали всю тяжесть своего положения. Жаль только, не понимали, что поле боя — малость не то, что борцовский ринг…