– Не тревожься, Эсмат. Не тревожься. Мы выигрываем время, чтобы наша мечта обрела новую силу. Правоверные уже донесли слово Истины до берегов Серебряной Ленты. Семена грома уже брошены в почву. Эти тучные поля дадут пышные всходы. Новые избранные соберут богатый урожай.
– Да, но…
Эсмат смотрел на своего господина и мысленно задавал вопрос: кто сможет придать движению притягательность и мощь? У кого проявится искра того божественного безумия, которое заставляет массы людей бросить свои дела, чтобы отдать жизнь за идеалы, которые не понимают?
Это будешь не ты, повелитель, думал Эсмат. Не ты. Ты теперь даже не способен на то, чтобы представить в нужном свете самого себя.
Эсмат с грустью смотрел на своего господина. Ему казалось, что у него в тот момент, когда он отвернулся, отняли что-то бесконечно ему дорогое. Он не знал, что именно. Он даже не до конца понимал свои чувства. Лекарь всегда считал себя приземленным и сугубо практичным человеком.
Гарун и Белул смотрели со стены на своих врагов. Их лагерь, разбитый вокруг города, с каждым днем становился все больше и больше.
– Нам предстоит трудное время, повелитель, – заметил Белул.
– Из тебя получится замечательный предсказатель, Белул, – ответил Гарун, оглядывая наполовину развалившиеся стены Лебианнина. Тяжелые осадные машины без всякого труда могли развалить их до конца.
Впрочем, врагу было совсем не обязательно тратить время и силы на стенобитные машины. Для хорошо организованного штурма старые стены Лебианнина серьезным препятствием не являлись. У Гаруна и Хоквинда не хватало сил, чтобы защитить их по всему периметру, а местные жители помогать не желали.
– Что происходит, Белул? Почему они не атакуют? Почему не видно итаскийского флота? Они не могут не знать того, что здесь творится. Итаскийцы же хотели нас отсюда эвакуировать, разве не так?
Вот уже несколько недель у него не было связи с внешним миром. Он лишь успел услышать о том, что Эль Мюрид погиб в большой битве с итаскийцами. После этого надежды Гаруна взмыли вверх словно на огромных крыльях. Король-без-Трона посылал курьера за курьером, но те исчезали без следа, как исчезают круги на воде от играющих в гавани рыб.
– Мы брошены в одиночестве, повелитель, – сказал Белул. – Мир занялся своими делами и совершенно о нас забыл. Может быть, сознательно.
– Но если Ученик умер…
– Повелитель, все, кроме нас, роялистов, плевать хотели на то, сидишь ты на Троне Павлина или нет. Итаскийцы? Они заняты дракой с войском Ученика и только радуются тому, что мы здесь сидим и тихо воем. Ради нас Итаския жизнями своих воинов жертвовать не станет. Это не сулит им никакой выгоды.
– Пощади меня, великий истребитель иллюзий, – со слабой улыбкой произнес Гарун.
– Вон торопится Саджак. У него такой вид, будто он готов уничтожить ещё парочку твоих мечтаний.
Эль Сенусси был мрачнее тучи. Гарун затрепетал. Всем существом он чувствовал, что старик несет дурные вести.
– Повелитель, в гавани корабль, – задыхаясь, выдавил он.
– Ну и?..
– Он привез какого-то гонца из гильдии. Сейчас этот человек у Хоквинда. На его лице появилось весьма странное выражение, когда он увидел меня. Как будто бы он вдруг испытал приступ острой боли. Смотрел так, как мог бы смотреть человек, когда над головой его брата палач занес свой топор.
Гарун вдруг ощутил, что все его тело покрылось холодным потом.
– Что ты думаешь, Белул?
– Я думаю, что нам надо тщательно беречь свои спины, повелитель. Кроме того, мне кажется, что мы скоро узнаем, почему наши курьеры не возвращались.
– Я опасался, что именно это ты и скажешь. Жаль, что я не успел развить свои способности шагана настолько, чтобы уметь предсказывать… Неужели ты веришь в то, что они могут обратить оружие против нас?
– Наши и их интересы не всегда совпадают, повелитель.
– И снова я опасался, что ты скажешь именно это.
* * *
Рискерд и Хаакен имели вид людей, стоящих у края разверстой могилы скоропостижно скончавшегося друга. Рагнарсон рассвирепел настолько, что утратил дар речи.
Наконец, после стольких лет молчания, им поступил приказ.
Браги заставил себя несколько успокоиться и спросил:
– Сколько людей знает об этом?
– Лишь мы. Да ещё курьер. – Рискерд показал на человека, доставившего послание генерала Лаудера.
– Рискерд, забери отсюда этого сукиного сына и займи его чем-нибудь. Хаакен, беги в казарму и выбери всех тех, кто был в нашей роте, когда мы выходили из Высокого Крэга. Убери их куда-нибудь, остальным скажи, что они должны через два часа быть полностью готовы к маршу.
– Что ты затеял? – с подозрением уставясь на брата, поинтересовался Хаакен.
– Даже производство в капитаны представляется мне неравноценной компенсацией за измену другу. Делай, что я сказал.
– Браги, ты не можешь…
– Могу, и ещё как. Я вышел из гильдии за пять минут до появления этого парня. Ты и Рискерд слышали мое устное заявление об отставке.
– Браги…
– Не желаю ничего слышать. Собирай своих солдат гильдии и веди их в Высокий Крэг. Мы же, не являющиеся наемниками, пойдем своим путем.
– Я только хотел сказать, что иду с тобой.
Браги некоторое время молча смотрел на брата, а затем сказал:
– Не в этот раз, Хаакен. Ты рожден для гильдии. Я – нет. Я размышляю об этом Бог знает сколько времени. Не годен я для этого. Особенно в замаячившее перед нами мирное время. Я мечтаю получить гораздо больше того, что мне способна дать гильдия. Я хочу иметь много денег, а получить богатство, оставаясь в гильдии, невозможно. Всю добычу ты должен отдавать Братству. Тебе же не надо того, что требуется мне. Ты – принадлежишь гильдии. И ты в ней останешься. Через пару лет ты будешь командовать ротой. Со временем…
По мере того как Браги говорил, его голос слабел все больше и больше. Хаакен выглядел несчастным. Очень несчастным. Он изо всех сил старался сдержать слезы.
Они были братьями и ни разу в жизни не расставались надолго. И вот Браги говорит Хаакену, что каждому из них настало время шагать собственным путем. Хаакен же слышал лишь то, что он больше не нужен, что его не желают иметь рядом, что он перерос братские отношения.
Браги тоже страдал.
– Я должен так поступить, Хаакен. Пусть я погибну в глазах гильдии, но иного пути у меня нет. Я не хочу тащить тебя за собой в неизвестность. Когда все кончится, я вернусь к тебе.
– Хватит. Достаточно объяснений. Мы – взрослые люди. Делай то, что считаешь нужным. Уходи. Убирайся…