– Как жаль, что такой человек потерял разум.
– Эль Мюрид? – вскинул брови караванщик. – Да он всегда был слегка тронутым. Жаль, что он так увлекся опиумом. Так будет правильнее. Опиум сгубил его. Ученик был неплохим человеком – во всяком случае для пустыни. Плохо лишь то, что он хотел обратить в свою веру весь мир.
Наконец они достигли моста. На острове там и тут сохранились искусственные заливчики. На воде было множество белых лилий, а к самому берегу подступали небольшие, некогда весьма живописные сады. Теперь сады дичали в запустении и почти уже превратились в заросли сорняков. Вдоль берега свободно располагались величественные дома – удивительная смесь западных, восточных и имперских архитектурных стилей. Майкл решил, что эти дворцы когда-то принадлежали самым верным последователям Ученика и попали в руки людей Мегелина, после того как Эль Мюрида изгнали из Священного города.
– Вам приходится бывать здесь довольно часто, – сказал Майкл. – Как вы оцениваете шансы Мегелина на выживание? Что с ним станет через несколько лет?
– Сынок, – с легкой улыбкой произнес караванщик, – пару последних дней ты в разной форме задаешь мне один и тот же вопрос. Почему бы тебе не отступить немного назад, подумать и не спросить меня о том, что ты действительно хочешь узнать. Я не могу гарантировать, что смогу ответить, но постараюсь сделать все возможное. Хождение вокруг да около нас никуда не приведет. Пока могу сказать одно: общаясь с ними, будь предельно осторожен. И знай, я на твоей стороне.
Майкл размышлял все время, пока караван шел по мосту. Окончательное решение он принял, лишь оказавшись на узких кривых улочках города.
– Ну хорошо. Я прибыл сюда, чтобы кое-что выяснить. Большую часть сведений я могу получить, просто наблюдая за происходящим. Но кроме того – и это самое главное, – я обязательно должен узнать о таинственном чародее, живущем под крылом Мегелина. Не исключено, что его зовут лорд Норат.
Караванщик медленно повернулся в седле, посмотрел, прищурившись, на Майкла и переспросил:
– Лорд Норат?
– Мой друг как-то мимоходом о нем упоминал. Очень испуганно, месяца три тому назад. После этого ничего. И вот я хочу остудить его не в меру разыгравшееся воображение.
– Понимаю.
Майкл похолодел. Караванщик неожиданно изменился. Тон его голоса стал ледяным и отчужденным.
«Неужели я совершил непоправимую ошибку?» – подумал Требилкок.
Караванщик долго молчал, а затем сказал:
– Сынок, никогда не произноси вслух этого имени. Я такого человека не знаю. И никто его не знает. Как ты заметил, несколько месяцев назад ходили какие-то слухи. Затем они вдруг прекратились. Бам! Люди, которые упоминали это имя, стали почему-то исчезать. Может быть, такого человека вообще не существует. Но если он даже и есть в природе, то лучше притвориться, что его нет.
– Понимаю, – с некоторым облегчением сказал Майкл, и его рука на целый дюйм отодвинулась от рукояти меча. – В то время когда ходили слухи, не упоминал ли кто-нибудь о месте, где это создание вело свое несуществование?
– Ты быстро все схватываешь, – улыбнулся караванщик. – Но лучше об этом типе вообще не говорить. Но поскольку ты уже упомянул имя, тебе не стоит появляться по ночам на улицах. Люди исчезают преимущественно там.
– Если так, то здесь вообще не должно быть никакой ночной жизни.
– Этого я не утверждал. Есть масса людей, которые не произносили вслух заклятого имени и которым плевать на то, кто восседает на Троне Павлина. Те же, кто возвышает голос против Мегелина, тоже исчезают.
– Здорово придумано. Скажи, не ощущаешь ли ты здесь, в Аль-Ремише, запаха колдовства?
– Я? Конечно, нет. Я не могу сморозить подобную глупость. Если бы я допустил, что магия здесь существует, то её возмездие могло бы обрушиться на меня.
Майкл улыбнулся. Он узнал почти все то, что хотел узнать. Более того, все можно было выяснить ещё в Тамерисе, если бы у него хватило ума там поспрашивать!
Теперь оставалось выяснить лишь то, что в другом месте узнать было невозможно. А именно: какая связь существовала между Аль-Ремишем и покушением на Лиакопулоса. Оказалось, что процесс познания таил в себе больше опасностей, чем мог ожидать Майкл.
– Запирается ли помещение, которое принадлежит здесь Саму? – спросил Майкл. – Я слышал, что те, кто приходят с караваном, ночуют в своего рода казармах.
– Да, это так. А насчет запоров вы можете спросить брата господина Чордина. Командует здесь он.
Караван свернул в боковую улицу и вскоре вступил на обширную, огороженную площадку. Площадка напоминала небольшую крепость. Ее окружала стена высотой в двенадцать футов с единственными воротами. С внутренней стороны стены находились стойла, а в самом центре огороженного пространства возвышалось несколько трехэтажных зданий. Дома стояли тесно прижавшись один к другому, так встают спина к спине бойцы, чтобы встретить приближение врага. Майкл вошел в один из домов и вручил рекомендательное письмо брату Сама Чордина.
* * *
Прошло три дня, а Майкл практически так ничего и не узнал. Обитатели Аль-Ремиша оказались людьми неразговорчивыми и мрачными. Друг с другом они говорили даже меньше, чем с иностранцами. При этом они изо всех сил делали вид, что короля в их стране вовсе не существует.
Да и Майкл тоже не замечал присутствия Мегелина, если не считать постоянного страха в глазах его подданных. Патрулей на улицах было очень мало, и создавалось впечатление, что в них вообще нет надобности. Большая часть войска Мегелина занималась тем, что выжигала каленым железом оставшихся последователей Эль Мюрида. Из того немногого, что сумел услышать Майкл, следовало, что удача королю не улыбается. Хаммад-аль-Накир был страной весьма обширной, и в нем имелось множество мест, где могли скрываться партизаны. Много лет тому назад, когда Эль Мюрид боролся за власть, это сумел доказать военачальник повстанцев Нассеф, получивший позже титул Бич Божий.
Наступила ночь. Майкл лежал на соломенном тюфяке, пялясь в потолок и размышляя о том, как лучше пробиться сквозь туман, окутывающий Магдена Нората. Одинокая свеча едва-едва освещала комнату. Майклу вдруг показалось, что заскрипели ступени, ведущие на сторожевую башню. Бесшумно поднявшись на ноги, он проверил массивный дубовый брус, служивший запором. Взломать дверь можно было лишь при помощи штурмового тарана.
Убедившись, что с дверями все в порядке, Майкл обратился к закрытым тяжелыми ставнями окнам и сделал так, чтобы в случае поспешного бегства ставни можно было быстро распахнуть. Со стороны окон ему тоже ничего не грозило, и можно было возвращаться на тюфяк.
Снова скрипнули ступени. Майкл протянул руку, нащупал меч и положил его себе на грудь.
Майкл Требилкок постоянно изумлял всех друзей полным отсутствием у него чувства страха. Он лишь весьма отдаленно понимал, что чувствуют другие, испытывая ужас, да и то только потому, что не любил пребывания на публике и побаивался публичных выступлений. Когда его просили выступить перед группой слушателей, он начинал заикаться. Это, кстати, и объясняло его тягу к секретности. Майкл частенько скрывался ото всех, всеми силами стараясь избегать неприятных моментов.