— И все-таки, как это случилось?
— Она… она вышла из школы, перешла дорогу… Там дорога. От самого порога школы до остановки… Она вышла… А тут автомобиль. Прямо к самому тротуару. Где большая лужа. Она… она отпрыгнула, но все равно попала под брызги. Из машины выскочил мужчина, извинился и предложил подвезти. Чтобы она не простыла. Они и сели. А потом… А потом…
— Успокойтесь, — сказал Грибов. И пододвинул к женщине уже почти пустой стакан с водой. Третий за всю их недолгую беседу.
— Да-да. Простите.
— А откуда вы знаете про машину? И про брызги? — задал свой вопрос второй следователь.
— Ее подруги видели. С которыми она в одном классе учится.
— А номера? Номера машины они не запомнили?
— Нет.
— А марку автомобиля?
— Тоже нет. Самая обыкновенная машина. Вроде «Мерседеса».
— А самого водителя? Рост, внешний вид, особые приметы?
— И водитель обыкновенный.
«Безнадежно, — покачал головой Грибов. — Ничего она сейчас не скажет. Надо говорить с девочками». И задал вопрос на совсем другую тему:
— Скажите, подобных происшествий раньше не случалось? Дочь ничего вам не говорила? Никто ее никуда не приглашал? Не провожал? Не подвозил? Ни о чем не спрашивал?
— Нет-нет. Ничего. Она бы сказала. Она обо всем говорит. То есть говорила. То есть…
— Выпейте. Выпейте воды.
— Спасибо.
— А вы не замечали в последнее время каких-нибудь изменений в ее характере? Подавленности. Или, наоборот, чрезмерного оживления. Или вдруг неизвестно откуда появившихся свободных денег. Или незнакомых нарядов.
— Нет. Все было как обычно. Как всегда… Постойте, каких денег и нарядов? О чем вы говорите? Зачем ей чужие деньги и наряды? У нее все есть. Все, что нужно. Ей отец, хоть и не родной, ни в чем не отказывает. Себе иногда отказывает, а ей — нет. У нее в столе в верхнем ящике всегда лежат деньги. Муж оставляет. А если кончаются, он тут же добавляет новые.
— Вы говорите, не родной?
— Нет. Но больше, чем родной. От родного она ничего, кроме криков и попреков, не слышала. А этот в ней души не чает. Потому что своих детей не было. У него, так же как и у меня, второй брак. Но первый бездетный. И поэтому он мою дочь… И она его… Теперь он мучается очень. Хотя старается не показывать. Очень мучается. Придет в ее комнату и стоит на пороге. Часами. И винит себя, почему охранника для нее не нанял. Только теперь уж чего об этом говорить…
— А родной отец, где он сейчас?
— Я даже не знаю. Уже года два ничего о нем не слышала.
— А адрес, телефоны родственников, его друзей у вас есть?
— Здесь нет. Вы сами понимаете. Мой муж не любит вспоминать то время. Ревнует сильно. Но если вам очень надо…
— Очень.
— Тогда я попробую поискать у мамы. Там остались какие-то старые письма, записные книжки.
— И желательно фотографию.
— Чью?
— Вашего бывшего супруга.
— Откуда ей у меня взяться? Я когда уходила, все фотокарточки… все — в мусорное ведро. Я ведь уходила.
— Ну, может быть, хотя бы одна осталась. На память?
— На какую память? Что хорошего мне о тех годах вспоминать? Я забыть хочу. А вы — фотография.
— Ну тогда на общих снимках. Где с родственниками, друзьями.
— Хорошо, посмотрю. Хотя вряд ли…
— Кстати, как вы с прежним мужем расстались? Миром? Или, может быть…
— Или. Он пил сильно. И хулиганил. Ну вы знаете, как это бывает. Я пыталась с ним скандалить. А когда устала — ушла.
— А ребенок? На ребенка при вашем расставании он не претендовал?
— На ребенка нет. На деньги претендовал. На опохмелку.
— Угрожал?
— Не без этого. Вернее сказать, пугал. Говорил, что если кого-нибудь возле меня увидит — убьет.
— То есть вашего нового мужа?
— Нет. Тогда его еще не было. Он потом появился, когда я в банк работать устроилась. Не в этот, где он сейчас. В другой. Тогда у меня никого не было. И сил дальше терпеть не было.
— И больше прежнего мужа вы ни разу… И ничего о его местонахождении не знаете?
— Я же говорю — нет. Не знаю. У меня сейчас совсем другая жизнь. И другие знакомые.
— Тогда еще просьба. Если вдруг кто-нибудь вам позвонит… по поводу вашей дочери, вы, пожалуйста, нажмите вот эту кнопку. И говорите спокойно. Не кричите. Не обвиняйте ни в чем. Попытайтесь вслушаться, вспомнить, вдруг вам этот голос покажется знакомым. И обязательно попросите позвать к телефону дочь.
— Вы думаете, они позвонят?
— Я думаю, обязательно. Если, конечно…
Женщина вздрогнула и напряглась.
— Если, конечно, вы себя будете правильно вести, — спохватился Грибов. — Если вы будете себя правильно вести, все закончится благополучно. Поверьте моему опыту.
Подруги пропавшей девочки ничего вразумительного сказать не могли. Хотя Григорьев бился с ними второй час подряд.
— Как он выглядел? Тот мужчина, что вышел из машины?
— Он очень страшный был.
— Почему страшный?
— Не знаю почему. Я когда его увидела, сразу подумала, что он здесь неспроста. Что, наверное, что-то такое задумал.
— Что задумал?
— Не знаю. Что-то очень ужасное.
— И я тоже подумала. У меня даже мурашки по коже побежали.
— И у меня…
Ну понятно, когда происшествие уже случилось, все его участники становятся страшными, а предшествующие события роковыми.
— Может, какие-нибудь отличительные приметы? Ну там борода, очки?
— Нет. Очков не было…
— Ой нет, были…
— Так были? Или нет?
— Были!
— Не было!
— Были!
— Все вы, девочки, путаете. Не было у него очков. У него усы были. Такие черные. Вы просто далеко стояли. А я рядышком. И все видела. Усы у него были!
— Не было у него усов. Ты сама далеко стояла.
— Были! Я лучше знаю!
— Это у другого были. Который рядом с ним стоял…
— Так он был не один?
— Один!
— Не один!
— Сколько их было?
— Один!
— Двое!
— Нет, трое!
— Как трое? Вы же говорили, что двое?