Да и экономические успехи во многом объясняются человеческими отношениями, которые здесь утверждены. А главное в том, что сохранено в полном смысле слова коллективное хозяйство, что коллективная собственность не «схвачена» директором, как произошло почти повсеместно, а принадлежит всему коллективу.
Собственность, собственник… Эти слова звучат теперь зачастую зловеще. Из-за этого и раздоры, и взаимная ненависть, и кровь. У Сумарокова в кооперативе совсем иначе. Здесь принято общее решение: собственность хозяйства остается неделимой, то есть никто присвоить ее не может. И директор, как все другие, получает зарплату, которую назначает ему коллектив. Это ли не пример человеческой справедливости?
– Я это хозяйство и его хозяина знаю хорошо. С Ильей Алексеевичем мы вместе были народными депутатами СССР, сидели на съездах рядом и голосовали, голосовали, голосовали, пытаясь противостоять межрегиональной группе, которая творила разрушительное дело и беспардонно, гадко, как последняя шпана, обливала грязью государственников. Это она вместе с подобными ей среди российских депутатов привела к власти Ельцина. Столь дурного и мстительного царя Россия никогда не видывала. В месяцы огромная и богатейшая страна превратилась в развалины. Совхозы и колхозы разогнали, заводы замерли, у народа отняли сбережения. Грабеж всего и вся достиг небывалого размаха. Под видом приватизации будущие олигархи в одночасье присвоили богатейшие месторождения и крупнейшие предприятия, чья продукция имела спрос на мировом рынке. Обнищавшее население или затаилось, или бросилось уже по мелочи подбирать все, что плохо лежит.
Почему не удержались от растащиловки? От безвластия, вседозволенности, анархии и той озлобленности к прошлому России, которую выказали новые правители. Ни стыд, ни честь и совесть, ни благоразумие, ни святость – ничто не удержалось в этом окаянстве. И во все последующие годы и по сей день из всех каналов и распоряжений нас отучали и отучают от своих ценностей и традиций. На инаковость русского человека, на непохожесть его на европейца стали смотреть как на врожденную дурную болезнь, требующую лечения.
Отсюда и печальные результаты.
У Ильи Алексеевича Сумарокова в хозяйстве его удержалось все, что работало и приносило благо людям. Ему пытались мешать, и неоднократно, а он в ответ в самые клятые годы пристроил новые цеха и модернизировал производство. И хотя понимал, что в отдельно взятом хозяйстве при общем разгроме сохранить мир и благополучие непросто, но сохранил, потому что был уважаем коллективом, как отец родной.
Я согласен с вами: такие, как Илья Алексеевич, всему обществу пример. В эту бы сторону перестраивать у нас и управление, и все отношения между людьми.
– Илья Алексеевич Сумароков в беседе нашей немало говорил о том, сколь важны справедливые отношения, будь то отдельное хозяйство или общество в целом. Вспоминал, как в советское время было. Разумеется, не все было идеальным, но он подчеркнул главное, с чем нельзя не согласиться: была государственная установка на развитие отношений в направлении как можно большей справедливости.
За последние годы очень часто приходилось слышать, что завистлив, дескать, русский человек, потому, мол, у нас в стране, в отличие от других, дела и не ладятся. Про зависть не зря твердят. Тут цель понятная: оберечь, затвердить, окончательно узаконить тех, кто «схватил». Чтобы оставшиеся ни с чем даже и думать не могли о каком-либо изменении положения. Вот им и внушают: не завидуйте!
Я помню, что на прошлогоднем Всемирном русском народном соборе, говоря о резком контрасте богатства и бедности, митрополит Кирилл призвал не наступать еще раз на одни и те же грабли. Он имел в виду, что революцию в свое время породила все-таки не зависть, как принято было утверждать в последние годы, а чувство несправедливости. Мне такое признание представляется знаменательным. А как вы думаете – примет ли окончательно наш народ ту несправедливость, которая ему сейчас навязана? Смирится ли с ней?
– Он никогда с этим не смирится. Крепостное право на Руси просуществовало сотни лет, в 1861 году его отменили, но в 1905-м взбунтовавшиеся крестьяне жгли помещичьи усадьбы. Сейчас народ едва ли решится на массовый бунт, да и нынешние «помещики» оградились неприступными стенами и их оберегают целые армии наемников. К ним не подступиться. Но обида на несправедливость перешла на заведенные властью новые порядки. Миллионы и миллионы чувствуют себя свободными от выполнения гражданских обязанностей. Они не забудут, что уворованные у народа бешеные богатства господа Березовский и Гусинский (да и не только они) пустили на развращение и унижение его же, народа, и это унижение продолжается до сих пор. Абрамович употреблением своих немереных капиталов продолжает удивлять весь мир, а народ сделал из его имени ругательство. Как и из имени Чубайса. От Москвы и до самых окраин «денежные мешки», не считаясь с законами, делают, что хотят. Мешает им исторический памятник – сожгут, а на его месте водрузят свой аляповатый дворец; встанет кто на дороге со своими законами о справедливости – уберут.
Не замечают всего этого наши граждане, которые живут в «свободной» России? Для кого «свободной»? И разве пепел Клааса не стучит в их сердца, когда сквозь эту демонстрацию «что хочу, то и ворочу» видят они заброшенные поля, погибшие деревни, руины былого хозяйствования?
– А еще обратил я внимание в юбилейном вашем выступлении на мысль о сельской школе, откуда выходили в недавние времена почти все наши великие ученые, писатели, полководцы. Состояние этой школы, ее будущее очень тревожит.
Я получил недавно письмо из моей родной школы, что в селе Можары Рязанской области. Учительница Людмила Викторовна Кузнецова (великолепная учительница) пишет: «Что-то мне жутковато от интернета. У нас в школе его уже подключили. Я иногда заглядываю в поисках новых идей. Но, видно, человек я не совсем современный: пока все, что там нашла, какое-то примитивное. Даже чужое».
Словом, компьютеризация идет, но нет при этом заботы о содержании, которое принесут компьютеры в школу. А вместе с тем слышал, что собираются отменять выпускной экзамен по литературе – сочинение. Казалось бы, прошел Год русского языка, и вот сюрприз…
– Русскую деревню добивают. Она немало пережила во время коллективизации, затем война, затем в 80-е годы навязанная учеными объединительная кампания в агрогородки, когда тысячи деревень сорвали со своего многовекового днища и принялись укрупнять – не город и не деревня, а местожительство. Не забудем еще и стройки коммунизма, от которых опять-таки страдала деревня. А в 90-е годы, когда выковыривали этот коммунизм, всем бедам беда – расколлективизация, и спасайся, кто как может. По Ангаре, по Лене, Енисею сотни заброшенных и вымерших деревень – будто Мамай прошел. Думаю, не лучше и в Западной Сибири, и не только в Сибири.
В войну, в самые тяжкие времена, если оставалось в деревне хоть пять учеников, школа работала. Теперь, если «некомплект» – закрывают, предлагают возить ребятишек за многие километры на автобусах. А автобусы где есть, а где нет, дороги где есть, а где нет. Но даже и в комплектных школах нередко нет комплекта учителей. Как в моей родной деревне на Ангаре: много лет нет преподавателя иностранного языка, а теперь еще не стало и преподавателя геометрии. Распределения в педвузах не существует, а кому охота добровольно ехать в глухую, лежащую посреди бездорожья, умирающую деревню?!