— И угадай кем? — Полянский выжидательно уставился на Данилова.
— Главным врачом, — не задумываясь, ответил Данилов.
Варакин охотно делился с окружающими своими карьерными планами. К тридцати — кандидатская, к тридцати пяти-тридцати семи — докторская, разумеется, с немедленным профессорством, к сорока пяти — заведование кафедрой.
— Я человек скромный, — вещал он, снисходительно взирая на слушателей, — мне не обязательно отхватить кафедру в Первом меде, я и на Дружбу народов согласен…
Под Дружбой народов подразумевался Российский университет дружбы народов, некогда носивший имя Патриса Лумумбы (интересно, сейчас хоть кто-то помнит, кем был носитель этой звучной фамилии?).
— На худой конец можно и главным врачом в перинатальный центр, — продолжал Варакин с таким видом, будто его уже давно и настойчиво зовут в главные врачи, а он раздумывает и колеблется — стоит ли связываться.
Большинство студентов откровенно смеялось над Варакиным, но кое-кто верил. Парочка записных тупиц пыталась с Варакиным приятельствовать, надеясь, что им что-то с этого обломится. Доставалось все обычно только Варакину.
— Нет! — покачал головой Полянский. — Есть еще варианты?
— Санитаром? — предположил Данилов, и по выражению лица друга понял, что попал в точку. — Ничего себе…
— Не смог сдать экзамен на врачебную лицензию. После четвертой попытки махнул рукой и пошел в санитары. Представляешь?! Юрка — санитар! Кто бы мог подумать?
— Да уж, — согласился Данилов, — жизнь иногда выкидывает такие коленца, что хоть стой, хоть падай. А откуда у тебя такие сведения?
— Да завел я себе недавно аккаунт на фейсбуке и просто ужасаюсь тому, сколько народа меня, оказывается, помнит. Каждый день объявляется по два-три человека…
— Ужасаешься — закрой, — посоветовал Данилов, не имевший никакого желания к возобновлению общения с теми, с кем развела его жизнь. — Да не закроешь, ведь тебе же интересно, по глазам вижу…
— Не всегда, — слегка погрустнел Полянский. — Одноклассники с однокурсниками — это нормально, а вот некоторые мои бывшие подруги… как бы сказать…
— Атакуют? — подсказал Данилов.
— Досаждают, — уточнил Полянский. — Одна особа, с которой у меня, можно сказать, почти ничего и не было, сбрендила настолько, что стала писать гадости всем женщинам, которые у меня в друзьях.
— Какого рода?
— Оскорбляла их по-всякому и по мне прохаживалась. Что я — негодяй, обманщик, латентный гомосексуалист, садист, криминальный тип…
— Ух ты! — восхитился Данилов. — А я и представить не мог, насколько многогранна твоя личность!
— …что у меня куча внебрачных детей, что я болен ВИЧ, всеми гепатитами сразу, гарднереллезом, хламидиозом и сифилисом…
— Хороший набор! — одобрил Данилов. — Имея такой букет, остальных болезней, не вошедших в перечень, можно не опасаться. А что она написала Сашеньке? И как та отреагировала?
— Слава богу, что ничего! — Полянский передернулся, представив, что могло случиться. — Дело в том, что Сашеньки не было у меня в друзьях, и сия скорбная чаша благополучно ее миновала…
— У вас что, уже всё? — удивился Данилов, беря очередное канапе, на этот раз с брынзой и половинкой помидора черри.
Блюда с бутербродиками заметно опустели, а в отдельной тарелке на краю журнального стола, который обычно накрывался к приходу Данилова, выросла пестрая горка из разноцветных пластиковых шпажек.
— Скорее, наоборот, все только начинается! Подумай сам, ну какой смысл мне общаться с Сашенькой в Сети, если с ней можно запросто поговорить в реале? Я еще не настолько впал в маразм, чтобы общаться с ней при помощи компьютера. Ведь можно взять за руку, посмотреть в глаза…
— Резонно, — согласился Данилов. — Что ж, повезло тебе. Всякие там гепатиты и хламидиоз любящую женщину не испугают, если она любит, а не притворяется, но вариации на тему внебрачных детей настораживают всех. Сеют сомнения вперемешку с недоверием… Это очень больная тема — подпольные внебрачные дети.
— Согласен, — кивнул Полянский. — Я вообще везучий…
— Баловень судьбы, — вставил Данилов.
— Ну не до такой, конечно, степени, — Полянский на секунду скромно потупил взор. — Дошло до смешного. Эта дура сбрендила настолько, что написала гадости даже моей школьной учительнице, которая сейчас живет в Германии.
— Разве она не заслуживает того, чтобы узнать о тебе всю правду? — пошутил Данилов. — По-моему, очень даже заслуживает.
— Дело просто в том, что Раисе Семеновне уже за семьдесят, — объяснил Полянский, — но это не помешало включить ее в число потенциальных соперниц… Жуть, короче. Вроде бы на вид — человек человеком, остроумная, интеллигентная, симпатичная молодая женщина. Было приятно общаться, имелись какие-то мимолетные отношения, даже в Суздаль успели вместе съездить…
— Почему именно туда? — заинтересовался Данилов.
— Хотелось зимней сказки, а на Финляндию не было денег, и виз тоже не было, поэтому отправились в Суздаль, — объяснил Полянский и удивился: — Разве это важно?
Данилов молча пожал плечами: неважно так неважно.
— И вдруг — такое! — Полянский схватился за голову. — Сколько грязи и злобы! Откуда? Зачем? Она же сама прекратила наши отношения! Сама!
— Так уж и сама? — усомнился Данилов, хорошо знавший своего лучшего друга и прекрасно представлявший, насколько искусен тот как в деле завязывания отношений, так и их прекращения. — Без твоей помощи?
— Ну… не совсем… — замялся Полянский. — Были у нас кое-какие разногласия, несостыковочки… ей очень хотелось замуж, а я еще не был готов к столь ответственному шагу… короче, мы оба внесли свою лепту… но последний разговор, приведший к разрыву, начала все же она. По своей инициативе. Я ее не провоцировал, я тогда еще не был готов прекратить отношения.
— Женщины часто начинают «за упокой», на самом деле желая, чтобы все получилось «за здравие».
— Возможно, — согласился Полянский. — Но что было, то быльем поросло. И зачем так злобствовать? Можно подумать, что я бросил ее с тремя детьми на руках без средств к существованию, такую всю несчастную. В конце концов, если два взрослых человека несколько раз переспят друг с другом, то это еще не означает, что они на веки вечные должны быть вместе!
— Ты забываешь о совместной поездке в Суздаль, — улыбнулся Данилов. — Посещение столь знаковых мест несет в себе некий сакральный смысл…
— Не пудри мне мозги! — вспылил Полянский. — Только твоих измышлений мне не хватало! Город как город…
— Не кипятись, умоляю, — Данилов поднял обе руки в успокаивающем жесте. — Я пошутил. Меня, знаешь ли, тоже кто-то преследует. Точнее, интригует…
Полянский внимательно выслушал рассказ Данилова и спросил: