— Банальное отсутствие воспитания.
— Не знаю, — Данилов отрицательно покачал головой. — Не уверен. Наука еще не высказалась окончательно по этому вопросу. Я лично уверен, что рано или поздно наша цивилизация вернется к первозданной естественной простоте. Разумеется, сохранив все достижения прогресса. Ненужное отомрет, останется только необходимое.
— Интересно, а что ты считаешь ненужным? — выражение лица Полянского сделалось строгим и внимательным, как у экзаменатора. — Просвети, пожалуйста.
— Это тема для отдельного разговора, — ушел от ответа Данилов. — Надо подготовиться, подумать, составить список. Такие вопросы с кондачка не решаются. Кстати, а как твоя работа?
— Нормально, — без особого энтузиазма ответил Полянский, — я всем доволен, и мной все тоже. Только продвигаться не получается…
— Почему? — удивился Данилов. — Ты же такой ценный кадр! Кандидат наук, работал в институте питания, знаешь все и всех… К тому же ты вменяем и покладист, умеешь ладить с людьми и начальством. Кого же еще повышать, если не тебя? Да, а на какую должность ты претендуешь? Заведующего диетологическим отделением, или как оно там у вас называется?
Полянский работал врачом-диетологом в Британском медицинском центре, одной из самых известных коммерческих клиник Москвы.
— Штатный диетолог-эксперт, руководитель всей диетологии центра.
— И что, начальство боится, что ты не потянешь?
— Есть объективные причины, — вздохнул Полянский. — Кто-то на самом верху решил, что главный диетолог непременно должен иметь специализацию по эндокринологии, без этого никак.
— Именно так? Исключения не предусмотрены?
— Я интересовался, исключений здесь быть не может. Полный абзац!
— Абзац, переходящий в песец, — согласился Данилов.
— Где те благословенные старые времена, когда врач мог получить новую специальность на трехмесячных курсах?! — спросил Полянский у потолка, протянув к нему обе руки. — Где?
— Там, — вместо потолка ответил Данилов.
— Кто придумал, что для этого непременно нужна ординатура?!
— Министерство.
Полянский сказал про него нехорошее.
— Врачи от этого умнее не станут, — заметил Данилов. — Умному и трех месяцев хватит, не с нуля же начинать, а дураку и двух лет мало. У нас на кафедре некоторые аспиранты отравление этиловым спиртом лечить не умеют, куда дальше. Могут, но лишь в общих чертах. Нюансы им недоступны. Я как-то раз удивился, так мне ответили: «Мы ж не токсикологи». Получается, что токсикология и реаниматология отдельно? Не понимаю… Да, в Москве есть неплохая токсикологическая служба, я сам в ней работал, [22] но это же не означает, что анестезиолог-реаниматолог, без пяти минут кандидат наук, не должен уметь лечить отравления?! Прости, отвлекся. И что же ты теперь думаешь делать?
— Ничего не думаю, — поморщился Полянский. — Обуздываю свои амбиции. Не в ординатуру же идти на старости лет.
— Да и бесполезно, — поддержал Данилов. — Тебе придется на два года бросать работу, а ждать тебя в твоем центре вряд ли будут. Куда ни кинь, всюду облом.
— Выхода нет…
— Есть, — возразил Данилов. — Сменить место работы…
— Было бы на что, может, и сменил. А может, так и сделаю, — Полянский слегка оживился. — И так, что все ахнут! Давай выпьем за удачу!
Данилов слегка пригубил коньяк.
— За удачу — до дна! — возмутился Полянский.
— Мне еще домой ехать, — напомнил Данилов. — И вообще, хватит.
— Как хочешь, — не стал настаивать Полянский. — Коньяк — это не главная составляющая общения. Рыбак рыбака поймет без коньяка!
— «Одна боль всегда уменьшает другую, — писал Чехов. — Наступите вы на хвост кошке, у которой болят зубы, и ей станет легче». [23]
— Что-то не припоминаю такого у Чехова.
— Где-то было.
— Было, в кабинете у Михалыча висел такой плакатик…
«Нисколько не уменьшает, — подумал Данилов, слушая треп анестезиологов, — ошибся классик. Или просто высказался красиво, с претензией на афористичность».
В унисон мерзкой снежно-слякотной погоды (снег идет, а на землю не ложится) болела нога. Отсутствие ночного сна обернулось приступами ломоты в висках. Качественной, сверляще-давящей.
Мария Владимировна не спала всю ночь, соответственно, не давая спать и родителям. Строила страдальческие гримасы, плакала, хныкала, дрыгала конечностями. Данилов с Еленой никак не могли понять, в чем дело. Ни температуры, ни расстройства стула, ни рвоты, а ребенок проявляет беспокойство, да еще какое. От груди отказывается, соску выплевывает. Даже на руках не успокаивается, точнее, ненадолго, на какие-то считаные минуты затихает, словно набираясь сил, а потом заводится снова. В комнате — комфортная температура, одежда соответствующая, в трикотажном комбинезоне не должно быть ни жарко, ни холодно. Убедившись в отсутствии менингеальных симптомов, [24] Данилов подумал вслух:
— Что за дела? Ничего не понимаю. Может, «неотложку» вызвать?
Так по старинке принято называть отделения круглосуточной медицинской помощи детям, организованные при детских поликлиниках. Располагаясь на базе одного из учреждений, отделение обслуживает территорию нескольких поликлиник, расположенных рядом.
— Давай! — ответила Елена. — Добавим к историям про идиотов, вызывающих врача к здоровому ребенку, еще одну. Да еще какую, если учесть, что мы оба — врачи, хоть и взрослые. На какой повод будем вызывать: «Ребенок не спит» или: «Не пойму, что с ребенком»?
— Подождем, — Данилов взял дочь на руки. — Баю-баюшки-баю, спать нам всем давно пора…
Повод: «Не пойму, что с ребенком», — был взят из жизни. Незадолго до ухода Елены в декретный отпуск на пульт «Скорой» поступил вызов. Женщина сбивчиво говорила, что не может понять, что происходит с ее семимесячным сыном: «Какой-то он не такой», повторяла она. Диспетчер переключила ее на врача, который попытался конкретнее выяснить, что же все-таки случилось с ребенком. Ничего толком так и не выяснил, но бригаду по адресу отправил. Мало ли что там, может, мамаша умственно отсталая. Интуитивно чувствует, что с ребенком что-то не то, а причину объяснить не может. Бывает же такое. К тому же есть негласное правило, страхующее от осложнений: «Зовут — иди!», в данном случае: «Вызывают — поезжай!»