Шепли посадил Америку к себе на спину и потащил вверх по лестнице, а я задержался, поймав Эбби за руку. Взглядом проводил Мерик с Шепом до двери квартиры и неловко замялся, сжимая Голубкины пальцы:
— Я должен попросить прощения перед тобой за сегодняшнее. Прости, мне ужасно жаль.
— Ты уже просил. Все в порядке.
— Нет, тогда я просил прощения за Паркера. Мне бы не хотелось, чтобы ты считала меня психом, который бросается на людей по всяким пустякам, — сказал я, — но моя ошибка не только в том, что я не сдержался. Я накинулся на Криса не из-за того, из-за чего надо было.
— А из-за чего же?
— Он сказал, что хочет быть следующим в очереди. Это меня больше всего и взбесило. А не то, как он обидел тебя.
— Намекнуть, будто ко мне стоит очередь, — это уже само по себе достаточно обидно, Трэв.
— В том-то и дело. Но я не столько тебя бросился защищать, сколько разозлился из-за того, что он хочет с тобой переспать.
Эбби секунду подумала, потом взялась обеими руками за мою футболку и прижалась лбом к моей груди.
— А знаешь, мне плевать, — сказала она, поднимая голову и с улыбкой глядя на меня. — Плевать, о чем говорят люди, плевать на то, что ты вышел из себя, и на то, из-за чего это с тобой произошло. Конечно, мне бы меньше всего хотелось иметь плохую репутацию, но я так устала говорить всем про нашу дружбу. Надоело, черт возьми!
Уголки моего рта дернулись вверх.
— Про нашу дружбу?! Иногда мне кажется, ты меня совершенно не слышишь!
— То есть?
Стены, которыми Эбби себя окружила, были непроницаемы, и я даже не знал, что бы произошло, если бы мне все-таки удалось их сломать.
— Пойдем домой. Я устал.
Она кивнула, и мы вместе поднялись по ступенькам. Америка с Шепли уже ворковали у себя в спальне. Голубка прямиком направилась в ванную. Трубы завыли, струйки воды из душа застучали по кафелю.
Тотошка составлял мне компанию, пока я ждал Эбби. Она не задержалась: подготовка ко сну заняла у нее не больше часа. Выйдя из ванной, Голубка легла на кровать и положила мокрую голову мне на плечо:
— Осталось всего две недели. Интересно, что ты учудишь с горя, когда я вернусь в «Морган»?
— Не знаю, — сказал я.
Мне даже думать об этом не хотелось. Эбби тронула меня за руку:
— Эй, вообще-то, я пошутила.
Я постарался расслабиться, успокоить себя мыслью о том, что Голубка пока еще рядом. Не помогло. Ничто не помогало. Наконец я устал тратить время впустую. Мне нужно было только одно — обнять Эбби.
— Голубка, ты мне доверяешь? — немного нервно спросил я.
— Да. А что?
— Иди ко мне. — Я прижал ее к себе.
К моему удивлению, она не стала сопротивляться: просто застыла на несколько секунд, а потом обмякла у меня в руках, прислонившись щекой к моей щеке. В тот же момент веки у меня отяжелели. Утром я должен был придумать, как отсрочить ее отъезд, но сейчас хотелось только спать с ней в обнимку и больше ничего.
Осталось всего две недели. Это время можно было потратить либо на то, чтобы просто наслаждаться жизнью рядом с Эбби, либо на попытку доказать ей, что, вероятно, я как раз тот, кто ей нужен.
Я подключил к делу все свое обаяние и выкладывался по полной, не жалея ни денег, ни сил. Мы ходили в боулинг и кино, обедали и ужинали в ресторанах. Дома я тоже старался как можно больше быть с ней наедине: брал напрокат диски с фильмами, заказывал еду — что угодно, лишь бы побыть с Голубкой вдвоем. За все это время мы ни разу не поссорились.
Пару раз звонил Адам. Я выигрывал бои, но делал это быстро, не заботясь о зрелищности, и он оставался недоволен. А мне было плевать: деньги деньгами, но надолго разлучаться с Эбби совершенно не хотелось.
Голубка пребывала в прекрасном расположении духа: никогда раньше я не видел ее такой веселой. Сам я впервые за долгое время стал похож на нормального человека, а не на издерганный комок нервов.
Ночью мы с Эбби уютно укладывались рядышком, как какая-нибудь пожилая супружеская пара. Чем ближе был день Голубкиного отъезда, тем больших усилий мне стоило сохранять спокойствие и не подавать виду, что я изо всех сил пытаюсь ее задержать.
В наш предпоследний вечер из нескольких предложенных мною вариантов Эбби выбрала поездку в пиццерию. Крошки на красном полу плюс запах жира и специй минус треклятые футболисты — ужин вполне удался.
И все-таки мне было грустно, ведь именно здесь прошло наше первое свидание. В этот раз Голубка много смеялась, но так и не поделилась со мной своими чувствами, не сказала, что думает о том времени, которое провела у меня. Она по-прежнему сидела в своем пузырьке. По-прежнему не желала ничего помнить. Все мои старания казались совершенно напрасными, и иногда это меня злило, но, чтобы не лишить себя последнего шанса на успех, я все терпел и продолжал как мог развлекать Эбби.
Ночью Голубка очень быстро уснула. Она лежала в каких-нибудь нескольких дюймах от меня, а я смотрел на нее и старался навсегда выжечь в своей памяти ее образ: сомкнутые ресницы, мокрые волосы, упавшие мне на руку, свежий фруктовый запах увлажненного кремом тела, еле слышный звук, который издавал ее носик при выдохе. В моей постели ей так удобно, так спокойно спалось.
На стенах висели наши совместные фотографии. Было темно, но я и без света отчетливо представлял каждый снимок. Теперь, когда моя комната наконец-то приобрела жилой вид, Голубка собиралась уезжать.
В последний день, утром, казалось, что тоска вот-вот накроет меня с головой. Через сутки нам с Эбби предстояло собирать ее вещи для возвращения в «Морган-холл». Потом мы, наверное, еще много раз увидимся, иногда она, может, заедет, скорее всего вместе с Америкой. Но встречаться Голубка будет с Паркером, и я ее потеряю.
Я пошевелился в кресле, оно скрипнуло. Эбби еще не проснулась. В квартире было тихо. Даже чересчур тихо. Эта тишина давила на меня.
Дверь комнаты Шепли издала жалобный стон, после чего босые ноги моего родственника зашлепали по полу. Волосы у него торчали в разные стороны, глаза были осоловелые со сна. Он уселся на диванчик и несколько секунд смотрел на меня из-под капюшона олимпийки. Наверное, было холодно. Я не заметил.
— Трэв, вы с ней еще увидитесь.
— Знаю.
— А по лицу не скажешь.
— Все уже не то, Шеп. Мы разделимся: я буду жить своей жизнью, а она — своей, с Паркером.
— Не факт. Может, Хейс повернется к ней задом, и она одумается.
— Ну, если не он, так найдется кто-нибудь другой вроде него.
Шепли вздохнул и, подтянув коленку к подбородку, взялся рукой за лодыжку.