— Не хочешь со мной об этом поговорить?
Она уже направилась к двери, когда я вздохнул и сказал:
— Помнишь, на днях Брэзил что-то брякнул не подумав и ты бросилась меня защищать? Сейчас то же самое произошло со мной, только я слегка перестарался.
— Ты был злой еще до того, как Крис успел разинуть рот, — ответила Эбби, садясь рядом со мной на кровать.
Тотошка тут же забрался к ней на колени, прося обратить на него внимание. Знакомая ситуация. С тех пор как мы с Голубкой познакомились, я натворил кучу глупостей, и все мои идиотские выходки имели только одну цель: привлечь внимание Эбби. Но она все сразу же забывала. Я бесился, а ей хоть бы что.
— Я ведь серьезно сказал, Голубка: тебе лучше уйти. Сам я от тебя уйти не смогу.
Она дотронулась до моей руки:
— Я не хочу уходить.
Эбби даже не представляла себе, насколько она была права — или не права? — сказав такие слова. А я не мог разобраться в своих чувствах, и это сводило меня с ума. Я был влюблен в нее, хотел прожить рядом с ней всю жизнь, но в то же время считал, что она заслуживает лучшего. При всем при этом представлять ее с кем-то было для меня совершенно невыносимо. Ни мне, ни тому, другому, победа не светила, но смириться с предстоящим поражением я не мог. Нескончаемые метания туда-сюда выматывали меня.
Я привлек Эбби к себе и поцеловал в лоб:
— Бесполезно пытаться что-то исправить, как бы я ни старался. Когда все будет сказано и сделано, ты меня возненавидишь.
Она обняла меня, сцепив пальцы на моем плече:
— Мы с тобой должны дружить: возражения не принимаются.
Ко мне вернулись мои же собственные слова, которые я сказал на нашем с Голубкой первом свидании в пиццерии. Казалось, это было сто лет назад — так с тех пор все успело запутаться.
— Я часто смотрю, как ты спишь, — проговорил я, обнимая Эбби обеими руками. — У тебя всегда бывает такой умиротворенный вид! А во мне нет этого спокойствия. Внутри меня постоянно что-то бурлит, кроме тех моментов, когда я смотрю на тебя спящую. Сегодня утром, как только я продрал глаза, сюда вошел Паркер и застыл с перекошенной физиономией. Ну и я, разумеется, тут же пришел в ярость. Я знал, о чем он подумал, но не стал его переубеждать. Мне хотелось, чтобы он решил, будто мы не просто рядом спим, поэтому я ничего ему не объяснил. Теперь весь колледж думает, что ты в одну ночь была с нами обоими. Прости меня.
Эбби пожала плечами:
— Если он верит сплетням, то это его проблема.
— Он видел нас в одной постели. В такой ситуации довольно трудно не подумать ничего такого.
— Он знает, что я у тебя живу. И в конце концов, я спала одетая.
Я вздохнул:
— Скорее всего, ему было не до того, чтобы разглядывать твою одежду. Я знаю, Голубка, он тебе нравится. И я должен был все ему объяснить. Получилось, я тебя подвел.
— Ничего.
— Ты не сердишься? — удивленно спросил я.
— Вот почему ты так расстроился? Боялся, что я буду злиться, когда все узнаю?
— Ну да, я этого не исключал. Если бы кто-нибудь вот так взял и разрушил мою репутацию, я бы, пожалуй, слегка озверел.
— С каких это пор тебя волнует твоя репутация? Куда девался прежний Трэвис, который плевал на то, что думают другие? — насмешливо сказала Эбби, подтолкнув меня локтем.
— Просто я увидел выражение твоего лица в тот момент, когда ты услышала эту сплетню. Я не хочу, чтобы тебе из-за меня было больно.
— Ну а ты и не причинишь мне боли.
— Лучше руку себе отрежу, — вздохнул я и прижался щекой к Голубкиной макушке.
Мне так нравилось трогать ее, чувствовать ее запах. Эбби была для меня как успокоительное. Напряжение ушло, и я вдруг почувствовал ужасную усталость: даже двигаться не хотелось. Мы долго-долго сидели рядом, обнявшись. Голова Голубки лежала у меня на плече. Что будет дальше, я загадывать не мог, поэтому просто упивался моментом. Сейчас Голубка была со мной, и больше я ни о чем не думал.
Когда солнце стало садиться, в дверь тихонько постучали. Из коридора донесся голос Мерик:
— Эбби?
Похоже, она подумала, что в нашей комнате подозрительно тихо, и забеспокоилась.
— Входи, Америка, — сказал я.
Мерик вошла вместе с Шепом и улыбнулась, увидев нас с Голубкой сидящими в обнимку.
— Мы собрались чего-нибудь перекусить. Не хотите прошвырнуться с нами в «Пэй Вэй»?
— Ой, опять азиатская кухня? Тебе это еще не надоело, Мерик?
— Да нет, — ответила она уже не столь напряженно. — Так вы едете?
— Лично я умираю с голоду, — сказала Эбби.
— Еще бы! Ты ведь сегодня осталась без обеда! — нахмурился я, а потом встал и поднял ее. — Идем. Действительно, пора есть.
По-прежнему не желая отпускать Голубку, я всю дорогу до «Пэй Вэй» обнимал ее одной рукой. Она вроде не возражала. Даже прижалась ко мне в благодарность за то, что я согласился поужинать с ней в ресторане — уже в четвертый раз.
Как только мы нашли подходящий столик, я положил куртку возле Эбби и пошел в туалет. Голубка и Мерик с Шепом вели себя со мной как ни в чем не бывало, будто я не избил человека считаные часы назад. Это было неестественно. Сложив руки ковшиком, я набрал воды, плеснул себе в лицо и посмотрел в зеркало. Капли стекали у меня с носа и подбородка. Я должен был в очередной раз проглотить свою депрессию и вместе со всеми притворяться, что ничего не случилось. Видимо, мы делали это ради Эбби, чтобы она плыла по жизни в маленьком пузырьке счастливого неведения, где все правильно, предсказуемо и никто ничего не чувствует чересчур остро.
— Еду еще не принесли? Вот черт! — сказал я, садясь рядом с Голубкой.
На столе лежал ее телефон. Я взял его, сделал дурацкую физиономию и сфотографировался.
— Что ты делаешь? — хихикнула Эбби.
Я нашел свое имя в телефонной книге и прикрепил к нему фотографию.
— Теперь каждый раз, когда я звоню, ты будешь вспоминать, какой я замечательный.
— Или какой ты козел, — уточнила Америка.
Мерик с Шепом принялись болтать о занятиях и о разных университетских новостях, старательно обходя все, что имело какое-нибудь отношение к сцене в столовой. Голубка сидела, подперев подбородок рукой, и с улыбкой слушала их. Она была очень красива, хотя не прилагала к этому ни малейшего усилия. Руки Эбби казались мне совсем крошечными, и я поймал себя на мысли, что ее безымянный пальчик выглядит голым. Она взглянула на меня и задорно подтолкнула локтем, а потом снова переключилась на болтовню Америки.
Мы шутили и смеялись, пока ресторан не закрылся. Затем дружно уселись в «чарджер» и поехали домой. Я чувствовал себя изможденным, день тянулся страшно долго, но мне почему-то не хотелось, чтобы он заканчивался.