Люди зашевелились, стали подниматься. Зазвучало в темной тишине оханье, кряхтенье, тихое бабье взывание к Богу. На дорогу стали выходить мужики, но в то же время с земли поднимались далеко не все. Многие продолжали лежать, и ангел, сделав несколько трудных шагов к ближайшему лежавшему на земле человеку, нагнулся и дотронулся до его плеча. Однако лежавший даже не пошевелился.
Где-то рядом вдруг завопила какая-то баба, и тут же на нее кто-то прикрикнул, и она, должно быть, сама заткнула себе рот рукою, продолжая при этом выть.
Мужик, лежавший на земле перед ангелом, был мертв. Рядом с ним лежал округлый черный камень, как раз размером почти что с голову мужика. Видно, этим камнем его и убило.
— Архипка! Архипка! — кричал кто-то, расхаживавший между лежащих и поднимавшихся.
— Ну что? — прозвучал в ответ голос беглого колхозника.
— Живой!!! — радостно завопил кто-то, и крик этот прозвучал довольно зловеще на фоне усиливающегося плача.
«Что это было?» — думал ангел, стоя над мертвым человеком.
— Ну ты как? — спросил подошедший к ангелу главный дезертир. — А?
— Живой, — ответил ангел.
— Федьку убило, — скорбно сообщил дезертир.
— Кого?!
— Ну того, что с нами с машины прыгал, ружье еще обломал…
— напомнил дезертир.
У ангела нога заболела сильнее, и он опустился на землю.
— Ты чего? — спросил дезертир. — Тоже задело?! Ангел кивнул.
— Ну отдохни пока, я там сейчас разберусь, — забормотал главный дезертир.
— Надо ж дальше идти, а то не успеем.
Ангел снова остался один. Хорошо освещенная луною ночь не скрывала происходящего в ней, и видел ангел, как люди поднимали лежавших на земле и сносили их в одно место, как строители-стахановцы стали рыть большую яму у самой дороги, как какая-то баба бросалась на одного лежавшего на земле и не давала двум красноармейцам поднять его, чтобы отнести к остальным лежавшим. Все видел ангел, но понять причину обрушившегося на них бедствия не мог. Не могла это быть карающая рука Божия потому, что Господь милостив. Не мог это быть и дьявол, потому как ударяет он выборочно. Нет, не мог понять ангел: откуда взялся этот каменный дождь, остановивший их шествие, словно бы нарочно не желавший их вхождения в Новые Палестины.
А ночь тем временем отступала. Из заземных глубин всплывали первые лучи. И звезды тускнели, и будто небо втягивало их в себя, в свою синюю ткань, пропадали они совсем, и на их месте ничего не оставалось.
Ветерок поглаживал кроны леса, шелестя листьями. Пели птицы. Плакали, уже почти беззвучно, женщины и , старухи, сидевшие на земле рядом с мертвецами. Уставшие, дрыхли на опушках лесных оставшиеся в живых и среди них — АрхипкаСтепан.
Все было хорошо на земле, и с природной точки зрения — красиво. Посреди поля возвышался черный камень-скала с пообтесанными боками — пришелец из миров потусторонних и непонятных. Может быть — осколок потухшей и застывшей звезды, может быть, что-нибудь другое. А вокруг него большими градинами лежали сотни таких же черных округлых камешей размерами от детского кулака до медвежьей головы.
Восходило солнце, и лучи, уткнувшись в эти каменные градины, заставляли рождаться новые и совершенно незначительные тени, и только тень от камня-скалы ложилась на землю широко и могла бы укрыть собою до двух десятков человек — положи ты их там в рядок, а то и в два ряда.
Ангел спал, но боль от ушибленной ноги пробиралась и в сон; и вот уже снилось ему как ноет нога и как он, пытаясь идти куда-то — наверно, в те самые Новые Палестины, мучается и оплачивает страшной болью каждый шаг, сделанный в желанном направлении. И не видит он из-за этой боли ничего и никого вокруг, думая и беспокоясь лишь об одном: как бы не отстать от других, как бы не потеряться. А на деле идет он в полном одиночестве и единственная спутница его — боль — страшна и мучительна, но никак не отделаться ангелу от ее присутствия.
А тем временем солнце вставало все выше, укорачивая тени. И стали один за другим просыпаться оставшиеся в живых: и красноармейцы, и крестьяне, и строители. И стали они собираться вместе и говорить о трагическом происшествии, пытаясь найти причины или каким-либо иным способом объяснить смерть товарищей. И не могли они этого сделать так, чтобы все были согласны с объяснением.
А ангел все спал. Тень от высокой ели, укрывавшая его, еще не была подрезана солнцем.
— Архипка! Где Архипка? — спрашивал громко мужичок в грязном, замазанном высохшей глиной ватнике.
— Ну что? — ответил Архипка-Степан осипшим голосом, видимо простудила его охладившаяся ночная земля, на которой он спал.
— Пошли! — сказал мужичок. — Там тебя требуют. Надо решать, как там хоронить наших и что дальше делать. Архипка-Степан подошел.
— Вот он, пропустите Архипку! — звонким голосом перекрыл разговаривавших людей малорослый горбун. — Пусть он решает!
Архипку пропустили в середину и тут же стали засыпать вопросами, но хор вопросов был настолько спутанным, что беглый колхозник, знавший путь в Новые Палестины, озадачился и ни слова не говорил.
— Вы вот что, по одному давайте! — сказал он, когда хор затих.
— Хоронить как? С ружейным залпом или искать попа для отпевания? — быстро проговорил один из красноармейцев.
Архипка-Степан задумался глубоко. Потом сказал:
— Надо и с залпом, и с отпеванием, чтобы все было по-людски.
— А закапывать? Всех разом или построим здесь кладбище? — прозвучал следующий вопрос.
Понял Архипка-Степан, что нелегкое это дело —пользоваться уважением у сограждан. Будь он простым беглым колхозником, никто бы не задавал ему таких трудных вопросов и уж тем более не требовал на них обязательных ответов.
— Давайте я помогать ему буду! — вдруг предложил толпе малорослый горбун, продвигаясь поближе к Архипке.
— А ты кто ему такой? Брат, что ли?! — недружески спросил один из строителей-стахановцев.
— Я счетоводом был, — ответил горбун с неподдельной гордостью за свое прошлое.
— Ну пусть Архипка решает — хочет он тебя в помощники али нет! — уже покладистее сказал кто-то из красноармейцев.
— Пускай, пускай будет! — с радостью ответил Архипка-Степан;
— Ну так давай, помогай живее! — сказали после этого горбуну-счетоводу.
— А что там за вопрос был? Про то, как закапывать? — переспросил горбун. — Ну так я думаю вот что: надо рассортировать покойников на три ямы, так чтоб красноармейцы к красноармейцам, строители к строителям, а колхозники к колхозникам. Потом пересчитать их и закопать в общих, чтоб было понятно, кто где лежит.
— Дело говорит! — поддакнул кто-то из колхозников.
— А баб? — спросил кто-то. — Баб куда закапывать? Они ж все крестьянские…