Навстречу Добрынину поднимался дворник Василий. Увидев Добрынина, он радостно улыбнулся, потом вдруг озадачился и в связи с этим спросил:
— А вы что, товарищ Добрынин, я же обед несу…
— Мне, Василий, в Кремль срочно надо. Вызвали, — отчеканил уже совершенно другим, смелым голосом народный контролер.
Василий покачал головой, выказывая одновременно и сочувствие, и уважение Добрынину.
— Жалко, — сказал он. — Такой суп хороший, совершенно русский, скапусточкой. На второе кровянка с гречкой, а вы — в Кремль. Кровяночка такая, что пальчики оближешь, меня только что повар угостил…
Добрынин после упоминания о кровянке вновь ощутил вкус крови на языке, рассердился из-за этого, сплюнул некрасиво и, ни слова не сказав дворнику, сбежал вниз по лестнице.
Как раз к подъезду подъехал автомобиль, и, усевшись с ходу на переднее сидение рядом с шофером, Добрынин буркнул: «Давай!» Все еще было светло на улице. На тротуарах появились пешеходы в больших количествах. На перекрестках стояли постовые милиционеры, все в белом, и особыми жезлами подавали знаки водителям автомобилей. Но как только машина, в которой ехал Добрынин, подъезжала к очередному перекрестку, милиционер тут же вытягивался в струну и, останавливая движение, пропускал их автомобиль, отдавая ему честь. Однако в этот раз все Добрынина раздражало и сердило, а все из-за непроходящего вкуса крови на языке.
В Кремль заехали через другие ворота, а когда автомобиль остановился еще и у совершенно другого здания, понял народный контролер, что вызвали его не к товарищу Калинину, а куда-то еще.
Как только Павел Александрович выбрался из машины, подошел к нему симпатичный коренастый военный, взял под козырек и предложил пройти вместе с ним.
Зашли в небольшое двухэтажное зданьице и тут же пошли вниз по лестницам. Спустились этажа на три, и это окончательно озадачило народного контролера. Ведь зашли они на первый этаж! Как же тогда можно было, зайдя на первый этаж, спуститься еще на три этажа вниз?! Однако понимал Добрынин, что сам он не сумасшедший и ничего перепутать не мог, а значит здесь какая-то техническая загадка существовала.
Остановились у тяжелого вида черной двери. Военный нажал кнопку звонка, расположенную рядом с дверью на стене. Дверь открылась.
Павел Александрович зашел, военный остался в коридоре.
— Здравствуйте, товарищ Добрынин! — сказал народному контролеру невысокий худощавый человек в военной форме. Лицо этого человека имело настолько серьезное выражение, что это смутило Павла Александровича. — Проходите сюда, присаживайтесь! — предложил человек, показывая жестом правой руки на табурет, приставленный к маленькому письменному столу, за которым, видимо, этот военный работал.
Добрынин сел на табурет. Человек опустился за стол и, не мигая и не меняя выражение лица, уставился на народного контролера.
Не выдержав его стального взгляда, Добрынин посмотрел по сторонам и тут же взбодрился внутренне, заметив на тумбочке-сейфе, стоящей в углу слева, желтый портфель и прислоненный к серой стене портрет Кривицкого.
— Мне тут вкратце товарищ Калинин доложил о том, что там у вас получилось. Но мне необходимо все это еще раз от вас услышать. Вы понимаете, как это важно?!
— Да-а, — сказал Добрынин.
— Хорошо, — произнес военный человек. — Меня зовут товарищ Волчанов, или можно: товарищ старший лейтенант. Извините, я себя неважно чувствую — наш отдел сегодня кровь сдавал. Так что вы лучше все напишите, вот вам бумага, ручка, а потом я прочитаю, и мы продолжим.
Добрынин послушно взял ручку, склонился над столом и принялся выводить своим кругловатым неровным почерком слова, составляющие рассказ о происшедших на далеком Севере событиях.
— Я вам чай сделаю! — сказал старший лейтенант Волчанов и вышел из кабинета.
Писалось Добрынину трудно. Немели пальцы, сжимавшие ручку. Перо время от времени процарапывало бумагу. Не будучи мастаком по вопросам грамотности, Павел Александрович тем не менее чувствовал, что уже столько напутал в своем рассказе, не каждый из грамотных и поймет. Однако мало-помалу дело двигалось. Ряды чернильных слов заполняли белые листы бумаги, и только перо ручки поскрипывало в тишине кабинета.
Вернулся старший лейтенант Волчанов. Дверь в кабинет он открыл ногой, потому что в руках нес железный поднос, на котором, как в сказке, стояли два стакана, наполненных дымящимся душистым чайком, тарелка с нарезанными хлебом и колбасой и отдельная тарелка с аппетитного вида печеньем, сделанным в форме пятиугольных звездочек. Все это опустил Волчанов на свою половину стола, чтобы не мешать Добрынину. Но народный контролер отодвинул от себя исписанные страницы, давая этим понять, что работу он закончил.
Старший лейтенант сдвинул бумаги, в том числе и только что исписанные Добрыниным, на край стола, а поднос выдвинул в центр.
— Подкрепляйтесь! — усталым голосом предложил Волчанов.
Народный контролер накрыл кусочек хлеба двумя кружками свиной колбасы, глотнул чая, оказавшегося очень крепким и вкусным, и уже сладким, и только после этого облегченно вздохнул.
Волчанов, тоже глотнув чаю, взял в руки письменный рассказ Добрынина и принялся беззвучно читать, по привычке шевеля губами.
Пока Волчанов читал, народный контролер успел съесть три бутерброда и несколько звездных печений. Печенье было настолько сладким, что просто таяло во рту. Интересно, думал Добрынин, а пробовали ли такое печенье его дети в далекой деревне Крошкино?
— Да-а, — задумчиво протянул старший лейтенант, откладывая бумаги. — Вы, похоже, в самое логово врага угодили!
Волчанов, нахмурив лоб, теребил рукою верхнюю пуговку гимнастерки. Видно было, что думал он в тот момент о вещах очень важных.
— Вы как, товарищ Добрынин, к советской науке относитесь? — спросил вдруг старший лейтенант.
— Ну… хорошо, конечно…
— Значит, доверяете науке полностью?
— Да…
— Это очень важно, — все еще теребя в задумчивости пуговку гимнастерки, проговорил Волчанов. — Тут дело такое… У нас здесь есть специальные приспособления, уже широко испытанные. Служат они для двух целей. Первая — укрепление и проверка силы воли, а вторая — это для работы над кратковременным улучшением памяти. Понятно?
— Нет, — признался Добрынин.
— Ну я сейчас чай допью, и мы вместе спустимся на два этажа вниз. Там покажу…
И Волчанов, сделав себе бутерброд с колбасой, стал сосредоточенно его есть, запивая чаем.
— Вы понимаете, в чем дело, товарищ Добрынин, — продолжил он, жуя бутерброд. — Вот вы написали очень много важного. Но не все. И не потому, что не хотите написать все, а совсем по другой причине. Вы просто как бы забыли многие важные детали. И для этого есть специальный метод, изобретенный нашими отечественными учеными. В общем, чтобы человек вспомнил что-то, ему необходим внезапный шок или обычные болевые ощущения. Ну пойдемте, я уке допил.