Виктор зашел в комнату, подошел к окну. Странное чувство возникло, когда он заметил, что на кружках были изображены герои из советских мульфильмов – Винни-Пух, волк из «Ну, погоди!», Крокодил Гена и Чебурашка.
Взял в руку кружку с Винни-Пухом, поднес к лицу. Повернул донышком кверху и увидел надпись красной краской «Детсад. Инв.».
Вспомнил о Соне. Подумал: как она там? Вспоминает ли его, Виктора? Думает ли о Мише?
В коридорчике хлопнула дверь, и Виктор от неожиданности вздрогнул. Оглянулся. Встретился с заспанным взглядом Азы, стоявшего босиком на деревянном полу в ватных брюках и обвисшей когда-то белой майке.
– Что, жратву ищешь? – спросил Аза и, не дожидаясь ответа, тут же ткнул пальцем на зеркальный шкаф. – А вода в ведре, слева от порога.
Снова хлопнула дверь, и Виктор опять остался один. Открыл шкаф. На плечиках висели две армейские шинели, комплект милицейской формы. В левом отделении на полочках стояла посуда, кастрюли. На верхних полках лежали небольшие завязанные мешочки из белой ткани, несколько жестяных банок консервов без наклеек, литровая бутылка подсолнечного масла. Пощупав рукой мешочки, Виктор понял, что там хранятся крупы и вермишель. Ткань мешочков была плотной и шершавой, словно их кто-то накрахмалил перед тем, как использовать.
Чувство голода усилилось. Виктор достал с полки кастрюлю и пошел за водой.
Прошло две недели, и на их «ашорную зону» выпал первый снег.
Виктор, увидев за окном белые хлопья, воспрянул духом. Может, даже не духом, а памятью. Вспомнилась прошлая зима, прогулки с пингвином Мишей по заснеженному двору. Снег словно принес известие о переменах. И хоть перемены были только в погоде, но сразу показалось, что все только начинается с погоды, а дальше эти перемены распространятся на всю жизнь, на его настроение.
Здесь, в домике и бараке-крематории, все стало почти привычным и обыденным. Виктор привык к ночной работе, к специфическому запаху, сопровождавшему его даже тогда, когда он просыпался. Где-то рядом шла война, иногда слышались далекие взрывы и автоматная стрельба. Пролетали изредка над ними ревущие военные самолеты, вертолеты. Война шла без выходных. И так же без выходных сжигали они с Севой по ночам трупы. Иногда больше, иногда меньше. Чаще трупы приносили федералы. Приносили их в мешках или с головой, замотанной тряпками, чтобы никто не видел лица. Пару раз это были молодые женщины.
Чеченцы приходили реже. Виктор уже знал почему. Просто по мусульманской традиции погибших и умерших не сжигают. Это ему Аза уже давно объяснил. Если чеченцы кого-то и приносили, значит, человек этот был не из Чечни и они просто собирались передать его прах на родину для захоронения. Родина у этих убитых была далеко. То Саудовская Аравия, то Йемен или Турция.
В кармане накапливались какие-то мелочи. Чеченцы давали «чаевые» долларами в мелких купюрах. Федералы тоже подбрасывали мелкие баксы, но чаще дарили то часы, то золотое колечко. Виктор понимал, откуда все это берется, и золото охотно отдавал Севе. Иногда под утро, когда Аза со своим гроссбухом уходил спать, Сева доставал из-под ближнего к бараку дерева железную форму, приносил откуда-то увесистый золотой кирпич. Укладывал его в форму, а новое золотишко клал сверху и всю эту конструкцию засовывал в топку. Когда вынимал – новые кольца и перстни просто оплавлялись и добавляли «кирпичу» веса и ценности. «Зачем мне надо, чтобы кто-нибудь когда-нибудь узнал перстень или другую безделушку? – говорил Сева. – Золото и так само по себе дорогое, дороже долларов!»
Виктору хотелось задать Севе кучу ехидных вопросов. И про его планы на будущее, и как он вообще собирается отсюда, из Чечни, выбраться? Но эти вопросы портили Виктору настроение. Ведь и сам он на них не мог ответить конкретно. Время шло. Про пингвина он ничего не узнал. Про Хачаева тоже. Пару раз пытался расспросить Азу, но тот от разговоpa уходил. И смотрел при этом на Виктора с раздраженным недоверием. «Зачем тебе Хачаев?» – спросил он один раз. И Виктор не ответил. Рассказывать Азе о пингвине Мише не хотелось. «Надо ждать, просто долго ждать, – твердил себе Виктор в такие моменты. – Крематорий – это его бизнес. Не может быть, чтобы хозяин никогда не появился на своем "производстве"!»
И ждал, то есть просто жил, работал, ел и пил из эмалированных мисочек, ранее принадлежавших какому-то детскому садику. Эта посуда даже радовала его, не столько напоминая о собственном детстве, сколько о той ночи в Киеве со Светиком, о ночном детском садике и о ночной манной каше.
По четвергам у Севы настроение улучшалось. Оно и так было стабильно хорошим, но в четверг, перед «сытой» пятницей, напарник Виктора оживал вдвойне. Ночь с четверга на пятницу приносила много работы, то есть много трупов. В этот день – а заведено это было Азой еще до появления Севы и Виктора – трупы сжигали со скидкой. Насколько большой была скидка, ни Виктор, ни Сева не знали. Расчет клиенты вели напрямую с Азой. Зато клиентов было больше, а значит, и чаевых тоже.
В этот четверг Виктор проснулся раньше обычного – около двенадцати. Легли они тоже пораньше. Последний труп закончили сжигать для федералов около пяти утра. Федералы отблагодарили необычно – дали им бутылку водки и свежие российские газеты. Уставший Виктор упал на лежанку и тут же заснул, мечтая о том, как утром умоется и прочитает российские новости от корки до корки. Может, там что-нибудь и о Киеве будет. Но мечта лопнула, как мыльный пузырь. А точнее – сгорела. После первого снега в их домике стало намного прохладнее, и теперь они с Севой по очереди вставали, чтобы подбросить в свою буржуйку дров. Когда Виктор поднялся и вышел из комнаты, то увидел, как Аза засовывает в топку коридорной буржуйки последнюю свежую газету. На буржуйке в кастрюле кипела вода. Аза вослед газете втолкнул в буржуйку еще несколько коротких поленьев и закрыл дверцу топки. Потом оглянулся, посмотрел на Виктора. Кивнул и потянулся рукой к килограммовому пакету соли, лежавшему рядом на полу. Раскрыл пакет и высыпал всю соль в кипящую воду.
Виктор подошел ближе и с тупым удивлением уставился на кастрюлю. Голова только начинала работать, а потому понять, зачем на кастрюлю воды надо высыпать целый килограмм соли, Виктор не мог.
Аза тем временем поднялся, сходил в свою комнату и принес оттуда пачку белых матерчатых мешочков, вилку и еще один пакет соли. Высыпал в кастрюлю и второй килограмм, потом бросил туда мешочки и вилкой притопил их в кипящей воде.
– Это что, бульон будет? – пошутил Виктор.
– Нет, – совершенно серьезно ответил Аза. – Зима будет, уже вон холодно. Скоро к нам мыши придут, а чеченские мыши в сто раз злее русских. Будут наши запасы искать… А соль они не любят…
Аза снова принялся размешивать в кастрюле кипящие мешочки. Поднял глаза на Виктора.
– Ты с него, – он кивнул в сторону их с Севой комнатки, – пример не бери! Он – жадный. Думает, я ничего не знаю… Ну ладно, ладно…
И Аза замолчал, так и не сообщив Виктору, что он знает о Севе.