А снежинки падали на лицо и таяли, и стекали каплями вниз.
– Витя, ты? – прозвучал рядом знакомый голос.
Виктор повернул голову и замер, увидев перед собой лицо Матвея Васильевича, с которым вместе ехал сюда из Москвы. Выглядел старик сейчас очень плохо, седая щетина покрывала его дряблые щеки и глубоко запавшие глаза светились грустью и непомерной усталостью.
– Матвей Васильич! – выдохнул Виктор удивленно. – А вы что здесь…
И тут Виктору стало понятно, что здесь делает старик. Это ведь тот старик, с которым чеченцы просили обойтись по-человечески, это был отец клиента, за которого не заплатили…
Виктор замолчал. Ему стало страшно. Язык не поворачивался задавать вопросы.
– Вот так вот, – после длительной паузы выдохнул Матвей Васильевич. – Ехал за живым…
Виктор увидел, как за спиной старика появился Сева, прислушиваясь к разговору.
– А вы что, знакомы? – спросил он негромко.
Виктор кивнул, и Сева отошел дальше, за дерево. Только огонек его папиросы теперь был виден метрах в десяти от них.
– Они шестилетнему пацану автомат дали, чтоб наших попугать, – тихо проговорил Матвей Васильевич. – А пацан на курок нажал… Разве это война?..
Вопрос прозвучал из уст Матвея Васильевича с таким чувством усталости и неверия, что Виктор ощутил, как по его спине прошла дрожь.
«Разве это война?» – следом за стариком задал себе в мыслях вопрос Виктор и в ответ только пожал плечами. Он-то здесь не воюет, он здесь вообще сбоку припеку. Его сюда судьба забросила, и даже не своя собственная. Судьба Миши.
– А ты своего друга нашел? – спросил вдруг Матвей Васильевич, словно лицо Виктора выдало его мысли.
Виктор отрицательно мотнул головой.
– Нет, – сказал он. – Но я найду!
Старик одобрительно закивал.
– Молодец, – прошептал он. – Если б у моего Васи такие друзья были – он бы выжил…
Часа через полтора они втроем стояли возле открытых торцевых дверок печки-крематория. Сева орудовал щеткой-скребком, вычищая внутреннюю топку-трубу, откуда прах сыпался в подставленное снизу жестяное ведро. Что-то металлическое вдруг звякнуло, и Виктор тут же бросил взгляд на Севу, на его лицо. И действительно, оно вдруг просветлело, в глазах промелькнул огонек не то чтобы радости, но какого-то азарта. Сева почувствовал на себе взгляд Виктора, выражение его лица снова стало деловито-сухим.
«Сережка-звездочка!» – вспомнил Виктор. Подумал еще о том, что не обратил внимания на пальцы парня.
– Идите на воздух, я сейчас вынесу! – сказал Сева.
Минут через пять он вышел из барака и подошел к Виктору и старику. Протянул старику с виду тяжеловатый кулек с эмблемой «Аэрофлота» и надписью «Duty free».
Виктор удивился. Обычно прах они отдавали в черных кульках без ручек. Просто завязывали кулек сверху узлом. А тут, видно, Сева проникся сочувствием, раз где-то из своих запасов выкопал такой кулек!
Старик взял кулек в левую руку. Правой порылся в кармане брюк, достал две мятых однодолларовых купюры и протянул Севе. Сева взял одну и посмотрел на Виктора. Виктору брать деньги не хотелось, в конце концов и второй доллар оказался у Севы в руках.
– Вы теперь куда? – спросил Матвея Васильевича Виктор.
Старик стоял и смотрел отрешенно перед собой, не видя и не слыша Виктора. По его щекам текли слезы. Он едва заметно приподнял кулек с прахом сына, словно прикидывая его вес.
Виктор повторил свой вопрос.
Матвей Васильевич вздрогнул, поднял глаза на Виктора. Тяжело вздохнул.
– Тут недалеко. Часа полтора вдоль трубы, там, дальше… А ты не знаешь, как его хоронить надо? – старик показал глазами на кулек с прахом. – В обычной могиле?.. У нас ведь всех в гробах хоронят… У нас крематориев нет…
Виктор напрягся. Рассказывать старику о колумбарии не было смысла и желания. Он ведь и сам до сих пор не мог решить, что делать с прахом Сергея. Точнее – уже решил ничего не делать. Его устраивало то, что Сергей, пускай и не живой, но всегда рядом, на кухне, где тепло и уютно, где всегда с ним можно поговорить…
– В обычной могиле, – выдавил из себя Виктор и отвернулся.
Матвей Васильевич кивнул. Они обнялись на прощанье. Сева почтительно отошел в сторону.
– Ты здесь не задерживайся! – сказал старик Виктору. – Найди своего друга и уходи! Здесь мира не будет!..
День рождения Севы они праздновали втроем. За стол сели в полдень, чтобы до темноты и отпраздновать, и оклематься. На столике стояла подаренная федералами бутылка водки, три эмалированные кружки с винни-пухами и крокодилами-генами, три миски с вареной картошкой, несколько палочек вяленого мяса и пол-литровая банка сливового соуса. Мясо и соус отвалил с барского плеча Аза.
Водку разливал сам именинник. Налил понемножку, поднял свою кружку и замер в ожидании тоста.
– Ну, давай за твое здоровье! – тостом прервал паузу Виктор.
Чокнулись кружками, и этот непривычный звук глухо звякнувшего металла насторожил Виктора. Всю жизнь чокавшийся хрусталем или гранчаками, он вдруг осознал, насколько чужероден для праздника любой металлический звук. И в памяти тут же прозвучал другой похожий звук, который всегда вызывал у него внутреннюю дрожь, – звук упавшей в жестяное ведро застывшей золотой капли.
– Ты пей, пей! – отвлек Виктора Сева. Лицо его расплылось в довольной улыбке. – Хорошая водка! Чистяк! Почти «Smirnoff»!
Виктор выпил залпом, потянулся рукой к вяленому мясу. Окунул мясную палочку в открытую банку со сливовым соусом. Принялся жевать.
Аза тоже выпил, заел картошкой. Взял бутылку и снова налил водку в кружки, и снова по чуть-чуть.
Сева запротестовал.
– Руку за столом не меняют!
– Это ваши русские предрассудки! – усмехнулся Аза. – Черные кошки, пустые ведра… Ты же уже большой, девятнадцать лет ведь!
Сева пожал плечами.
– Следующую я налью, – сказал он. – А то не повезет… Я уже проверял: как только нарушаешь это правило – на утро голова болит!
Аза махнул рукой в знак согласия. Поднял свою кружку.
– Чтоб ты поумнел! – произнес он свой тост.
Сева вдруг рассмеялся.
– Ты хочешь сказать: «За высшее образование!», – все еще смеясь, поправил он азербайджанца.
– Ну если к твоей мелкой хитрости еще и образование добавить – начальником станешь!
Сева явно не собирался обижаться на Азу. Может, тот и не хотел обидеть именинника. Просто таким был тон застольного общения, и Виктор, который поначалу боялся, что праздник может закончиться пьяной ссорой, успокоился и даже стал подыгрывать, подкалывать именинника по-доброму.