Прошло несколько минут, и мне уже казалось, что вода, да и весь мир теперь должен завидовать мне. Я сушил собою прохладную от воды нежную кожу Гули, я согревал ее тело поцелуями, сам ощущая, как горят мои губы. Мы разогревались одновременно, и уже ее ладони, вжавшиеся в мою спину, казались очень горячими, но мне было мало этого огня. И Гуле, казалось, тоже его было мало. И мы продолжали согревать друг друга, пока не дошли до той точки кипения страсти, выше которой только смерть. Потом мы остывали, слушая дыхание друг друга и видя сквозь полузакрытые глаза пустынный рассвет. Это утро, спускавшееся прохладным ветерком с холмов в маленький не правильный треугольник нашего ущелья, показалось мне самым ранним в моей жизни. Мне хотелось его продлить, задержать, замедлить. И пока солнце неуклюже переваливало за линию невидимого нам горизонта, закрытую от нас поднятием холма, это утро длилось, длилось почти бесконечно. Оно замерло, как стрелки на моих часах, и я был этому рад.
Несмотря на бессонную ночь, мы довольно легко поднялись и отправились снова в путь. И только сухие губы мои просили воды, но я молчал. Нес в руке непривычно легкую пластмассовую канистру и молчал. Рядом шла Гуля. На правом плече лежала перевязь двойного баула, но она ступала легко, словно закон земного притяжения на нее не распространялся. На ее левом плече сидел наш хамелеончик. Сейчас он притворялся продолжением изумрудно-зеленой рубахи-платья.
Поднималось солнце. Хотелось зеленого чая. Хотелось услышать голос Гули, но во рту было так сухо, что, казалось, любое сказанное мною слово может оставить на языке или на деснах кровавые царапины.
В какой-то момент я заметил на себе немного игривый косой взгляд Гули. Я повернулся к ней на ходу. Наши взгляды и улыбки встретились.
— Скоро будет колодец, — сказала Гуля, словно прочитав мои мысли.
— А если б его не было? — спросил я.
— Я-то привыкла, а тебе было бы тяжело. Я кивнул и тут же устыдился своего вопроса. Огонь желания не должен зависеть от наличия или отсутствия колодца. И слава Богу, что прошлым вечером я не поинтересовался ближайшим колодцем.
Поднятия холмов, вдоль которых мы шли, становились круче и выше. Иногда я задирал голову и смотрел на эти белые ребристые монолиты, закаленные солнцем и ветрами. Зачем они здесь? Чему они служат? Если природа — это основа жизни, то эти огромные камни никакого отношения к природе не имели. Может они, словно огромные гири, уравновешивали какие-нибудь Кордильеры на другом конце земли? В чем смысл существования этих огромных камней? Или не стоит искать в этом смысл?
Мы шли без остановки часов шесть, пока не увидели колодец, грубый круг которого был сложен из крупных камней. Когда мы подошли, я заметил, что вокруг колодца солончак был каким-то зализанным, трещин в нем не было. А сам колодец оказался до странности мелким — глубиной не больше полуметр. И воды в нем было мало — моя рука, опущенная вертикально, окунулась по запястье, уткнувшись кончиками пальцев в скользкое глинистое дно. Там же, в воде, лежала большая литровая кружка.
Мы заполнили канистру. Потом умылись, сливая друг другу из этой кружки.
Потом я с испугом заметил, что воды в колодце уже не осталось. Подняв свой растерянный взгляд на Гулю, я увидел на ее лице снисходительную улыбку.
— Пока чай сварим — еще наберется, — сказала она, кивнув на колодец.
В этом месте было из чего разводить костер. Вскоре мы пили зеленый чай.
Разговаривали. Меня начало клонить в сон, и Гуля, заметив это, достала из баула полосатую подстилку. Я улегся и мгновенно заснул. А когда проснулся — был уже поздний вечер. Белые верхушки холмов еще были освещены невидимым снизу солнцем, но этот свет забирался все выше и выше и, задержавшись на самой вершине ближнего от нас холма, ушел куда-то еще выше, растворившись в небе.
Я оглянулся по сторонам. Увидел Гулю, сидевшую на каменном бортике колодца. А потом увидел распластанные на каменном склоне монолита ее рубахи-платья: красную, салатовую, зеленую, синюю и еще две, цвет которых в наступившей темноте различить было трудно. Пока я спал. Гуля выстирала свою одежду.
Я провел руками по джинсам. Посмотрел на свою футболку. Задумался.
— Ты уже не спишь? — спросила Гуля, повернувшись ко мне.
— Нет, — ответил я.
— Сегодня ночью будет очень красивое небо.
— Откуда ты знаешь?
— Был очень густой закат, — пояснила Гуля. Спать мне уже не хотелось и, несмотря на надвигавшуюся ночь, мое отдохнувшее тело было наполнено бодростью.
— Хорошо, будем смотреть на небо, — сказал я Гуле и тут же услышал вырвавшийся у нее смешок.
— Ты чего? — спросил я.
— Нет, ничего…
Я встал, подошел к ней.
— Мне сегодня так хорошо… — Гуля подняла свой взгляд на меня, когда я остановился перед нею. — Я хочу, чтобы мне всегда было так хорошо…
Я наклонился к ее лицу, поцеловал ее губы. Любые слова казались неуместными, и я молчал.
— Смотри, смотри! — резко прошептала Гуля, показывая рукой куда-то вверх.
Я проследил за направлением ее жеста и увидел комету с огненным хвостом.
Комета лениво летела в сторону горизонта, но исчезла из виду, так до горизонта и не долетев.
Ночью я вытянул руки вперед, и теплый песок, на который легли мои ладони, показался мне пушистым.
Сон, приснившийся мне под утро, наполнил тело такой бодростью, будто оно только-только созрело для настоящей жизни.
Удивительно легко я поднялся с подстилки. Оглянувшись, увидел те же красивые цветные пятна Гулиной одежды, разложенные по склону уходящего вверх монолита. Самой Гули рядом не было, но ее отсутствие показалось естественным, будто оно входило в ритуал утра, наступавшего для нее часа на два раньше.
Пройдет минут пятнадцать, и она появится, неся в руках объемный воздушный пучок пустынного хвороста, на котором будет готовиться наш утренний чай. Я бы даже не удивился, если б она вернулась, неся в одной руке охотничье ружье, а в другой — убитую лань или молодого сайгака. Правда, это видение уже превращало меня в представителя третьего пола — слабого ребенка, нуждавшегося в защите и уходе со стороны и мужчин, и женщин.
Моя энергия искала выхода, и я, расставив ноги на ширину плеч (повинуясь давно приобретенному от утренней радиозарядки инстинкту) принялся размахивать руками. Потом долго приседал, наклонился в разные стороны. И все с одной только целью — почувствовать себя хоть чуточку усталым. Но не тут-то было. Энергии словно прибавлялось после каждого взмаха рук. Я прекратил зарядку, снова оглянулся по сторонам. И увидел Гулю, вышедшую из-за одного из въезжавших в землю отрогов.
Она несла хворост. На ней была салатовая рубаха-платье. Она шла медленно.