— Тут вроде все кругом корицей пахнет, — произнес он задумчиво, поднимаясь с корточек. — Сильный запax… Очень сильный…
Я принюхался. То ли мой нос уже так привык к этому запаху, что принимал его за чистый воздух, то ли обоняние у полковника было сильнее моего.
— Сильный… — повторил он задумчиво, и я вдруг понял, что имеет в виду полковник Тараненко — то, что этот запах корицы обладает какой-то таинственной силою, и именно эта сила изменила Петра, смягчила его характер, убрала его настороженную агрессивность. Сила украинского духа, передающаяся этим запахом, который если и вызывал у меня раньше какие-то ассоциации, то только кулинарного плана — вот та сила, которую ощущал на себе полковник.
— Пэтро, подывысь! — прозвучал вдруг голос Гали, негромкий и удивленный.
Петр присел рядом с ней на корточки, и они оба что-то рассматривали. К ним подошел полковник, остановился. Я тоже поспешил к месту очередной находки.
Галя держала в руке часы с кожаным ремешком. Петр взял их у нее, очистил от налипшего песка, присмотрелся к циферблату.
— «По-бе-да», — прочитал он на циферблате, потом покрутил в руках, рассматривая. Его лицо выражало полное недоумение.
— Петр, там что-то на задней стенке, — сказал я, заметив выгравированную надпись.
Он поднес часы к глазам, прищурился — стальная стенка блеснула на солнце.
— «Майору Науменко Виталию Ивановичу от сослуживцев. Киев, 1968 год», — прочитал он.
Я оглянулся на мумию. У меня возникло подозрение, что между часами и мумией существует связь. Уж не сам ли это майор Науменко? Хотя кто он такой и что здесь делал?..
Полковник молча взял часы из рук Петра и неожиданно резко отошел в сторону. Отвернулся. Застыл, стоя спиной к нам. Мне показалось, что плечи его дрогнули.
Петр тоже посмотрел на спину полковника. Мы переглянулись. А Галя так и осталась у края раскопа. Ей, похоже, были неинтересны дела мужчин.
Я услышал звук расстегивающейся молнии, увидел поднявшийся локоть правой руки полковника. Напряженное ожидание сковало меня — я понял, что полковник достает из кобуры пистолет. Если он сейчас резко развернется и начнет стрелять — нам крышка. Профессиональный военный с такого расстояния всех троих уложит за три секунды.
«Хорошо, что Гули тут нет», — успел подумать я, и тишину разнесло на куски прозвучавшими выстрелами.
Я содрогнулся, но остался стоять. А полковник, подняв правую руку с пистолетом и направив дуло в небо, сделал еще несколько выстрелов. Потом опустил руку и склонил голову — мне стал хорошо виден его мощный затылок.
Тишина дождалась, пока эхо выстрелов затихло, и снова заняла свое место.
Мы стояли неподвижно.
Полковник Тараненко медленно обернулся. В его глазах стояли слезы, но гладковыбритые щеки были сухими. Он посмотрел сквозь нас, словно нас рядом не было. Подошел к мумии, постоял Над ней молча. Преклонил колено.
Мне казалось, эта траурная тишина никогда не будет нарушена. Она словно остекленела, эта тишина. И одновременно росло напряжение. Тишина зависла над нами дамокловым мечом, который поднимался все выше и выше, и при этом увеличивался в размерах. Что будет, когда он упадет? Чем взорвется эта тишина?
Мои нервы, накаленные выстрелами полковника, никак не могли успокоиться. И вдруг раздался звонкий голос казаха.
— Патроны купи! Ведь кончились? Полковник повернулся к человеку-магазину.
Посмотрел на него прищуренно и грустно.
— Почем твои патроны? — спросил он негромко.
— Три на доллар… ай, — казах махнул рукой, — тебе четыре на доллар дам!
Полковник вытащил из кармана спортивных штанов бумажник, вынул еще один зеленый червонец и с купюрой в руках подошел к человеку-магазину. А тот уже рылся в бауле в поиске нужного товара.
Странный дребезжащий звук резанул по уже ослабевшей тишине. Переливчатая трель зависла в воздухе, затихла и снова повторилась. Казах поспешно вытащил руки из баула, полез в дальний кармашек и вынул оттуда трубку мобильного телефона.
— Да, да, — сказал он по-русски и тут же перешел на казахский язык.
Говорил сначала спокойно, потом нервно и отрывисто. Лицо его помрачнело.
Наконец он спрятал телефон в соответственный карман баула. Пожевал в раздумье губами, потом вернулся к продаже патронов. Достал картонную коробочку.
— Слышьте, тут пятьдесят, бери уже все! — сказал он покупателю.
— Ладно, а позвонить дашь? Я заплачу.
— Куда звонить хочешь?
— В Киев, я быстро…
— Тогда двадцать долларов.
Полковник согласился и, получив телефонную трубку, отошел метров на двадцать.
Казах проводил его взглядом, потом вернулись на его лицо грустные мысли, вероятно связанные с телефонным разговором. Он сожалеюще покачал головой.
— Что-то не в порядке? — спросил я. Хотелось быть с ним поприветливее.
— Ай-яй, — человек-магазин кивнул. — Сегодня в Красноводске скачки на верблюдах… Мой верблюд проиграл, а я сам ставки брал, нанимаешь… Платить придется…
Петр удивленно хмыкнул, услышав, в чем дело.
— Ходимо зараз, пообидаемо разом, — предложил он казаху.
Тот посмотрел на Петра с удивленной благодарностью.
— Галю, — Петр обернулся к своей подруге. — Иды до Гули и прыготуйтэ щось на обид! Скажи, що у нас гости!
Провожая Галю взглядом, я пытался расслышать хоть что-то из телефонного разговора полковника. Но говорил он тихо и очень сосредоточенно. Только губы шевелились на его неподвижном лице.
Вскоре мы отправились вслед за Галей. Только казах решил чуть-чуть задержаться — сказал, что ему нужно сделать переучет товара и записать все в товарную книгу.
На обед нас ждал сюрприз — рисовая каша. Мы уселись вокруг костра пошире, чтобы и полковнику Тараненко хватило места, и казаху, когда придет. Гуля совсем не удивилась, увидев полковника. Мне даже показалось, что насыпая рис ложкой в пиалы, она дала ему больше, чем остальным.
Когда вид риса превратился во вкус и я катал приятно-горячие рассыпчатые рисинки по языку, Петр осторожно спросил Витольда Юхимовича о майоре Науменко.
Полковник задержал у рта ложку, наполненную рисом, потом опустил ее в пиалу, зажатую между ног. Вздохнул. Оглянулся по сторонам.
— Я его хорошо знал, — негромко произнес он наконец, сам себе кивнув головой. — Хороший был человек. Он занимался секретными исследованиями в области материальных проявлений национального духа. В каждой республике тогда в ГБ открыли по такому отделу. Москва выделила много денег на эти исследования.
Больше всего досталось нам, прибалтам и таджикам. Меньше всего белоруссам — там, вроде, нечего было исследовать… Я тогда только звание лейтенанта получил и был направлен в его отдел…