Я вдруг понял, что история, расказанная полковником Тараненко, не совпадает с историей, которую рассказывают эти снимки.
— Подождите, — сказал я Олегу Борисовичу. — Но если он шел туда, чтобы узнать что-то о материальных проявлениях духа, то зачем ему следить за шхуной?
Олег Борисович ответил на мой вопрос немым удрученным взглядом. Тяжело вздохнул.
— Нельзя смешивать духовные поиски с оперативной работой, — произнес он после минутной паузы. — Или одно, или другое. Или смерть…
Он раскрыл дипломат, вытащил оттуда коричневый бумажный пакет и передал мне.
— Не потеряйте, — сказал он, пытаясь улыбнуться. Мы шли к выходу из заповедника. Сейчас он сядет в темно-синий «БМВ» и уедет. А так хотелось бы задать ему еще пару вопросов. И, конечно, услышать ответы.
Я покосился на него. Он это заметил. Мы уже подходили к машине.
— А где сейчас полковник Тараненко? — спросил я негромко.
Олег Борисович, удивленный вопросом, приподнял брови.
— Думаю, что в Одессе, в санатории имени Чкалова, — сказал он. — Отдыхает… Ну всего доброго! Возьмите мою визитку. Если что — звоните!
— А когда я могу перебраться домой? — поинтересовался я.
— Завтра после обеда, — ответил он.
Проводив машину взглядом, я посмотрел на аккуратный прямоугольничек плотной бумаги. Прочитал: "НАУМЕНКО ОЛЕГ БОРИСОВИЧ, директор совместного украинско-казахского предприятия «КАРАКУМ лтд».
Озадаченный, я пошел напрямик через площадь к своему дому, помахивая в такт шагам коричневым бумажным пакетом. Постоял пару минут перед входом в парадное. Оставались сутки и я снова буду жить у себя дома.
На следующий день, собрав свои вещи и вежливо отказавшись от помощи Петра, мы поймали частника и за троячку доехали до Софиевской площади.
Внутри у меня все бурлило от радости. Я почему-то думал, что Гуля в этот момент испытывает за меня настоящую гордость.
Поднявшись на третий этаж, мы опустили вещи на пол. Я достал из карманчика рюкзака ключ, вставил его в замочную скважину и тут мое внимание отвлекла какая-то плакетка, привешенная слева от двери. Сделав шаг влево, я прочитал латунную вывеску и у меня отвисла челюсть.
Вывеска сообщала, что за этими железными дверьми находится "Склад детского питания благотворительного фонда «Корсар».
После нескольких минут оцепенения моя рука механически потянулась к звонку. Я нажал кнопку несколько раз. За дверью было тихо. Никто не спешил открыть вход в склад, ранее бывший моей квартирой.
Взгляд мой сполз на торчащий в замочной скважине ключ. Я даже не попробовал еще открыть дверь, хотя было бы глупо думать, что хозяева этого «склада» не поменяли бы дверной замок.
К моему удивению замок был тот же и он охотно поддался моему ключу. С опаской я открыл двери, сначала заглянул, потом шагнул внутрь, попросив Гулю обождать на площадке.
Внешне квартира была той же. Никаких очевидных изменений я не заметил. Все покрыто пылью.
Подумав, что вывеской меня пытались припугнуть те, кого я не пустил на настоящий склад, я успокоился. Прошло уже немало времени. Да и вывеску они вешали, думая, что я здесь, в Киеве. Потом, наверно, забыли. Я позвал Гулю внутрь. Занес вещи в прихожую. Еще раз зашел в комнату. И тут же зацепился взглядом за что-то непонятное. В единственной комнате моей маленькой квартиры появилась стандартная двухметровая дверь, ведущая, судя по всему, к соседям.
Озадаченный, подошел и остановился перед ней. Вспомнил, что за стенкой жил вышедший на пенсию адвокат, с которым я несколько раз сталкивался на лестничной площадке, но ни разу нормально не поговорил.
Я потянул дверь на себя и она открылась. За ней находилась такая же комната, как и моя. Только у ее единственного окна стоял современный письменный стол с телефономфаксом, а под стеной — ряды картонных ящиков со знакомыми наклейками финского детского питания.
Прикрыв за собой дверь, я быстро подошел к столу. Первое, на что я обратил внимание, была полупрозрачная прямоугольная пластиковая коробочка, в которой лежала пачка визиток. Я открыл коробочку и, взяв одну визитку, поднес ее к глазам.
"Николай Иванович Сотников. Директор благотворительного фонда «Корсар».
— Коля! — позвала меня Гуля.
Я вернулся в свою комнату, все еще сжимая в руке визитную карточку с моей фамилией. В голове все перепуталось.
Через полчаса в квартире было уже убрано. На плите закипал чайник, а содержимое чемоданов лежало на диване. Отдельной стопочкой высились цветные рубахи-платья.
Мой рюкзак тоже наполовину был разгружен.
— Надо куда-то все сложить, — немного растерянно сказала Гуля. — И вот это, — она подняла с дивана подстилку, на которой мы спали в пустыне. Под ней лежал пистолет с глушителем, о котором я уже успел забыть.
— В шкафу должно быть место, — сказал я, оглядываясь на массивный старинный шкаф, занимавший почти половину прихожей. — Только сначала чаю выпьем.
Ее взгляд вдруг упал на бумажный пакет, торчащий из рюкзака.
— Это ты что-то купил вчера?
— Нет, скорее продал, — ответил я и, подойдя к столу, вывалил из пакета несколько плотных пачек зеленых купюр.
Гуля уставилась на доллары удивленным взглядом.
— Это за пленку с фотографиями, — объяснил я. — Только очень просили никому о ней не говорить. Понимаешь?
Гуля кивнула.
— Только это еще не все, — продолжал я. — Кажется, у меня новая работа…
— и я протянул Гуле визитную карточку, взятую со стола присоединенной к моей квартире комнаты.
Пока Гуля разглядывала визитку, я подошел к телефону и позвонил Олегу Борисовичу.
— Что это за склад у меня в квартире? — спросил я и голос мой звучал довольно раздраженно.
— Это ваш склад, — спокойно ответил Олег Борисович. — Вы же на нем работали… За вынужденный прогул вам уже заплатили. Теперь вы пошли на повышение…
Спокойный «олимпийский» тон моегособеседника окончательно завел мои мысли в тупик.
— Так что же мне делать? — спросил я его.
— Ничего. Работать, работать и еще раз работать, как завещал нам великий Ленин…
Теперь в голосе Олега Борисовича уже звучала ирония.
— Да не волнуйтесь вы! — успокоил он меня посд паузы. — Если табличка раздражает — можете ее снять. Но с должности директора вас никто увольнять не собирается. Будут проблемы — звоните!
В трубке зачастили короткие гудки. Я обернулся к Гуле. Она смотрела на меня заботливо и взгляд ее не требовал никаких объяснений.
«Боже мой, как мне с ней повезло», — подумал я.