— Смотри-ка, — испуганно прервал Честер, — оно поворачивает к нам…
— Обрати внимание, Честер, машина создает нам робота в образе миловидной дамы. Это будет сенсация: этакая роскошная куколка с богатыми формами, которая ответит на любой вопрос.
— Кажется, Кейс, оно упорно приближается к нам.
— Мы могли бы назвать эту куколку мисс Ай-Кьюти [10] .
— Оно видит нас…
— Ты что, не понял, коэффициент интеллектуальности, Ай-Кьюти?
— Да-да, конечно. Можешь болтать дальше.
Голова игуанодона лениво покачивалась, нависая над ними; один его глаз, как бы гипнотизируя, уставился на Честера.
— Как птица на червяка смотрит, зараза, — брезгливо поморщился Честер. — Стой, не двигайся, Кейс. Возможно, у него пропадет к нам интерес.
— Идиот, — сделал шаг вперед Кейс. — Только дурак может испугаться картинки!
Он остановился, уперев руки в бока, и уставился на нависающую рептилию.
— Совсем недурная иллюзия! — выкрикнул он. — Даже вблизи выглядит как настоящая. И даже смердит, как живая.
Он поморщился и попятился назад к креслам.
— Успокойся, Честер. Ты похож на кассира, который боится обсчитаться.
Честер перевел взгляд с Кейса на пережевывающего ветки ящера.
— Кейс, если бы я не знал, что здесь стена…
— Эй, взгляни-ка вон туда, — указывая сигарой куда-то назад, воскликнул Кейс.
Честер быстро обернулся. Шурша листьями, в поле зрения появилась двуногая рептилия с крошечными передними лапками, согнутыми у груди. Она замерла неподвижно, как статуя, и было видно только, как мерно подрагивает ее зеленовато-белая шея. Она долго смотрела на обоих мужчин. Вдруг, услышав какое-то шуршание в траве, она резко повернулась и прыгнула. Послышался сдавленный писк и чье-то трепыхание. Ее полуметровая голова поднялась и, двигая челюстями, вновь оценивающе уставилась на Честера и Кейса.
— Хорошо, — сказал Кейс, стараясь раскурить потухшую сигару. — Природа в своем естестве. Битва за выживание. Зрители буквально проглотят это зрелище.
— Если развивать тему пищеварения, то мне совсем не нравится, как она на нас смотрит.
Динозавр, склонив голову на манер гигантского петуха, сделал шаг по направлению к ним.
— Фу! — брезгливо сказал Кейс. — Ну и несет же от него! — Он повысил голос: — Убавь-ка немножко вони, компьютер. Так и прет гнилыми зубищами.
Плотоядное животное сглотнуло слюну, высунуло красный язык между острыми, как иглы, зубами, через которые просматривалась белоснежная полость его пасти, и сделало шаг по направлению к Честеру. Теперь оно стояло уже у самого края ковра, продолжая гипнотизировать Честера, готовое в любой момент броситься на него. Оно повернуло голову так, что стал виден его второй глаз.
— Если мне не изменяет память, между краем ковра и стеной было не менее двух метров, — прохрипел Честер. — Кейс, эта живая мясорубка находится в одной комнате с нами!
Кейс расхохотался:
— Да брось ты, Честер. Это просто эффект перспективы или чего-нибудь там еще.
И он шагнул к аллозавру. У того отвисла нижняя челюсть. Грозно засверкали многочисленные ряды острых белых зубов. Брызнула слюна, увлажнив чешуйчатый безгубый рот. Казалось, что в налитом кровью глазу вспыхнула молния. И чудовище занесло свою громадную индюшачью лапу над ковром.
— Компьютер, — заорал Честер, — убери нас отсюда!!!
Лесная сцена бесследно исчезла. Кейс осуждающе посмотрел на Честера.
— Какого черта ты это сделал? Я еще их не рассмотрел как следует.
Честер вынул из кармана носовой платок и плюхнулся в кресло, вытирая испарину со лба.
— Давай-ка поговорим об этом немного позднее, после того как я переведу дух.
— Ну как оно? Чудненько, не правда ли? Реализм чистой воды!
— Реализм-то реализм! Но такое впечатление, что мы действительно были там один на один с этой прожорливой тварью, совершенно беззащитные!
Кейс уселся, глядя на Честера.
— Постой-ка! Ты как будто что-то сказал, приятель? Вроде того, что мы действительно были там…
— Да, и ощущение было далеко не из приятных.
— Честер! — потер от волнения руки Кейс. — Все твои неприятности кончились. Мне опять пришла идея — величайшая идея века. Ты, конечно, согласишься, что старый наш аттракцион и на дух не нужен ребятам из налогового управления, разве нет? Но они, несомненно, клюнут на величайшее чудо науки и техники, не так ли?
— Но они ведь уже знают о компьютере.
— А мы и не будем говорить с ними о компьютере, Честер. Да они и так не поверили бы. Помнишь предел Крмблжинского? Мы их одурачим с его помощью. Скажем им такое, что заставит их самих влезть в петлю.
— А можно поинтересоваться, что же такое мы им скажем?
— Мы скажем им, что у нас есть настоящая машина времени.
— Почему бы в таком случае не сказать им, что мы поддерживаем связь с потусторонним миром?
Кейс задумался:
— Э, нет. Это слишком просто. Таких только в одном этом штате наберется не менее дюжины. Но можешь ли ты назвать кого-либо, у кого была бы настоящая, действующая машина времени, а? Никого. Так-то вот, Честер, это же золотая жила. После того как мы расплатимся с ребятами из налоговой инспекции, мы переключимся на что-нибудь более серьезное. А возможности неисчерпаемы…
— Да, я как раз думаю о некоторых из них: о штрафах за уклонение от уплаты налогов и мошенничество, тюремных сроках за сговор и лжесвидетельство. Почему бы просто не попросить компьютер ссудить нам денег?
— Послушай, пока что перед законом ты чист, как младенец. Но стоит тебе начать давать машине такие инструкции, как мошенничество с документами, и ты тут же влипнешь. Так что успокойся, и давай-ка сделаем все по возможности более законными способами.
— До меня что-то никак не дойдут твои критерии разграничения типов мошенничества.
— Мы будем служить обществу, Честер. Мы будем привносить романтическое обаяние в пресные, скучные, однообразно-серые жизни наших соотечественников. Мы будем кем-то вроде благодетелей общества, если хочешь. Почему бы не посмотреть на все это таким образом?
— Не надо заходить так далеко, Кейс. Давай не будем ударяться в политику; ты прекрасно понимаешь, что мы с тобой просто пара порядочных шарлатанов, так ведь?
— Конечно, без проблем здесь не обойтись, — продолжал гнуть свою линию Кейс. — Голову сломаешь, пока удастся подобрать то, что нужно. Возьми, к примеру, Древнюю Грецию. Там были такие обычаи и традиции, которые явно не подойдут для тихого семейного вечера. На первых Олимпийских играх, например, никто из состязавшихся не хотел обременять себя даже набедренной повязкой. Были там и общие бани, где мужчины и женщины мылись вместе — в целях, так сказать, взаимного просвещения, — да и рынки рабов, где товар выставлялся во всем своем естестве. Да практически все в античной истории слишком грязно для того, чтобы можно было выставлять ее на всеобщее обозрение.