А пока что я сижу на кожаном кресле перед зеркалом. А над моей головой, и особенно лицом, колдует гример ялтинской киностудии, который, кажется, больше времени потратил на инструктаж у начальника охраны, чем на мое лицо. Его цель – сделать меня полностью неузнаваемым.
Дело в том, что я захотел прогуляться по набережной Ялты. И не один, а с Майей. При этом рядом с Майей на поводке должна бежать маленькая собачка. Желательно каштанового цвета.
Сейчас пять вечера. Собственно, уже сумерки. Но мне не помешают накладные усики и такая же накладная козлиная бородка. Бледность у меня сегодня совершенно естественная. Должно быть, после морского купания.
Коля Львович, заглядывающий сюда, в просторную ванную, где мне устроили гримерку, явно нервничает. Нервничает, но не жалуется. Диван Мельниченко висит теперь на его совести неподъемным грехом. Найдет, тогда пусть выражает свое недовольство.
Я на самом деле не помню, какая была собачка у чеховской дамы. Я даже не уверен, что читал этот рассказ. Но я помню, что читал другой рассказ: «Каштанка». Помню, что читал и, кажется, плакал. Собак мне было жалко всегда. Дам тоже было жалко, но намного реже.
Минут через двадцать мы выезжаем. Машину подыскали скромную: черный BMW. Но зато перекрыли нижнюю дорогу. С другой стороны, приятно смотреть из слегка затемненных окон на уставший от безденежья и бессезонья Крым. Огоньки домиков и домов, редкие уличные фонари, ярко горящие киоски с пивом, которому не нужен холодильник.
Рядом Майя, а собачка – хорошо вымытый и, кажется, прошедший через руки парикмахера миниатюрный пуделек. Цвет каштановый, как и заказывали.
Майя тоже одета под стать. Под стать нынешнему сезону и той неведомой эпохе. Приталенная курточка-жакетик нежно-коричневого цвета с поднятым отороченным лисьим мехом воротником. И длинная юбка, узкая от бедер до колен, а ниже расклешенная до предела для свободы шага. Коричневые ботики на каблуке средней высоты. Сантиметров пять. У меня сегодня обостренная наблюдательность. Я, как ребенок, верю, что завтра вместе с новым годом наступит еще что-то очень новое и важное. Если не для страны, то хоть для меня.
А набережная в Ялте почти безлюдна. Нет, конечно, есть прохожие. Но в дрожащем слабом свете фонарей их почти не видно. Видимо, и сюда добралось дешевое электричество.
Мы с Майей медленно прогуливаемся под руку. Настроение у меня шаловливое. Впрочем, понятно. Ведь я сейчас шалю, балуюсь.
– Милая… – оборачиваюсь я к Майе.
Она тоже оборачивается ко мне на ходу. В глазах беспокойство. Может, ей не нравится эта затея.
– Милая, – повторяю я, – скажи, чего ты хочешь?
– Честно? – спрашивает она.
– А разве я просил тебя врать?
– Хочу в Москву, в ресторан «Метрополь».
Кажется, она не шутит. Я удивлен и немного огорчен. Но не показываю этого.
– Как ты думаешь, Книппер любила Чехова? – интересуюсь я.
Каштановый пуделек пытается вырваться и сильно дергает за поводок, отчего Майя резко останавливается. Так же сильно дергает поводок на себя и пуделек, жалобно хрипнув, подбегает к ее ногам. Какая милая покорность!
– Книппер не любила Чехова, – говорит она, оторвав сердитый взгляд от собаки. – Чехов был зануда, а Книппер – красивая женщина, обожавшая внимание и славу.
– Да? А почему талантливым мужчинам так не везет с женщинами?
Майя усмехается. Мы снова идем под руку.
– Талантливые мужчины амбициозны и выбирают себе женщин, рядом с которыми они хорошо смотрятся. А женщины, поиграв в эти игры, понимают, что отдельно от талантливых мужчин они смотрятся еще лучше. Вот и все.
– Ты разрушаешь мои иллюзии! – произношу я жалобно. – Я хочу верить в женщин, в их верность, преданность, заботу.
– Пожалуйста! – Она пожимает плечами. – Верь на здоровье! Но запомни, что беззаветно любить может только некрасивая женщина и только из благодарности за то, что мужчина обратил на нее внимание. Красивые женщины все просчитывают. От своих чувств до ответной реакции на прищуренный взгляд.
– А ты у нас красивая?
– У нас? – переспрашивает она.
– Да, у нас – у страны, у Украины…
– У вас я естественная. Не первой молодости и не последней свежести, – говорит Майя.
– Красиво сказано. Запомню и когда-нибудь скажу так о себе.
Наш сегодняшний пуделек вдруг делает очередной рывок, и кончик поводка выскальзывает из руки Майи. Собачка бежит в темную аллею между набережной и параллельным тротуаром, на который рядами выползают столики кафе и ресторанчиков.
Майя останавливается в растерянности. Я бросаюсь за собачкой. А впереди слышится звонкий лай.
На скамейке сидят трое по-спортивному одетых парней. У ног одного из них лениво разлеглась овчарка, а возле нее скачет, заливаясь лаем, наш каштановый пуделек.
– Эй ты, пидар, – выплюнув изо рта недокуренную сигарету, шипит на меня парень в короткой кожаной куртке. – Забери своего щенка, или я скажу своей крошке «Фас!»
– Это кто пидар? – возмущаюсь я и чувствую, как во мне закипает благородная агрессия. – Да я тебя сейчас.
– Дедушка, очнись! До Нового года не доживешь! – Парень поднимается со скамейки и одновременно роется правой рукой в кармане куртки. – Похороны сейчас не всем по карману.
Я судорожно прощупываю карманы своего элегантного плаща. Карманы пусты, как и положено быть карманам президента. Он живет не из своего кармана, а из кармана страны. Я оглядываюсь по сторонам. И вдруг что-то блеснуло за спиной у поднявшегося парня, и на его голову с силой опустилась пустая стеклянная бутылка.
«Неужто Майя?» – проскальзывает в голове догадка.
Но нет. Парень, осевший мешком обратно на скамейку, открывает мне Колю Львовича. Тут же кто-то подхватывает меня с двух сторон под руки и уводит прочь.
Пока я пытаюсь понять, что происходит, рядом останавливается черный BMW. Открывается дверца. Я сажусь и вижу на заднем сиденье Майю.
– В ресторане «Метрополь» этого бы не произошло, – говорит она с явным укором.
– А где собачка? – интересуюсь я.
– Сбежала твоя собачка, – вздыхает Майя.
Киев. Конец марта 1992 года. Воскресенье.
Под ногами хлюпает жижа вчерашнего снега. Небо удивительно свежее, синее. Солнце тоже свежее. Только у меня немного болит голова. Вчера меня поил и кормил Георгий Степанович, бывший комсомольский вожак Жора. Он вернулся из Америки потолстевший и немного полысевший. И пахнет от него сладко, как от женщины. Но голос и задор – те же.
– Ты мне нужен. Срочно! – сказал он мне по телефону вчера утром.
И уже в двенадцать мы встретились под портиком Главпочтамта. После этого прошли к Ломбарду и засели там рядом в грузинском кафе.