Айзек устало улыбнулся. «Черт, — сообразил он вдруг, — а я неплохо излагаю… Поднаторел в преподавании за десять лет исследований». Ягарек внимательно смотрел на него.
— Я… понимаю… — наконец произнес гаруда.
— Рад это слышать. Но это еще не все, дружище, так что соберись с духом. ЕТП не очень-то признается в качестве теории, знаешь ли. У нее статус примерно как у гипотезы преломления поверхности, если тебе это о чем-то говорит.
Ягарек кивнул.
— Отлично, стало быть, ты знаешь, о чем я толкую. Вполне уважаемая теория, но с некоторым подвывертом. Чтобы разбить ее в пух и прах, мне пришлось пересмотреть ее, и я встал на сторону меньшинства, на сторону приверженцев ЕТП. Каковая находится за пределами природы исследуемых нами сил… Постараюсь изложить попроще.
Айзек на мгновение прикрыл глаза, собираясь с мыслями.
— Вопрос: является ли патологией то, что брошенное вниз яйцо падает.
Он замолчал на несколько секунд, чтобы лучше сформулировать мысль.
— Если предположить, что предмет, а следовательно, и вся совокупность исследуемых нами сил по природе своей статичны, то падение, полет, перекатывание, изменение нашего мнения о нем, колдовские чары, старение, движение по сути своей являются отклонениями от изначального состояния. В ином случае мы считаем движение частью онтологической структуры, и вопрос в том, как лучше подвести под это теорию. Теперь ты знаешь, кому я симпатизирую. Приверженцы статической теории сказали бы, что я выставляю теорию в неправильном свете, да и черт с ними… Итак, я приверженец ЕТДП — единой теории динамического поля. А не ЕТСП — единой теории статического… Однако ЕТДП поднимает столько же проблем, сколько она решает: если тело движется, то как оно движется? Прямо и ровно? Или рывками и задом наперед?.. Если поднять кусок дерева и держать его в десяти футах над землей, он будет обладать в этом положении большей энергией, чем когда он лежал на земле. Мы называем это потенциальной энергией, верно? Ее существование признано всеми учеными. Потенциальная энергия — это такая энергия, которая дает полену силу, чтобы ударить тебя или оставить отметину на земле, силу, которой оно не обладает, если просто лежит. Полено обладает такой энергией, оставаясь, как и прежде, неподвижным, но только когда оно может упасть. Если оно падает, то потенциальная энергия превращается в кинетическую, и полено больно ударяет тебя по ноге или еще по чему-нибудь… Значит, потенциальная энергия возникает тогда, когда нечто оказывается в неустойчивом положении, когда оно готово изменить свое состояние. Представь другую картину: ты держишь группу людей в напряжении, и она внезапно взрывается. От ворчания и молчания мгновенный переход к агрессии и творчеству. Для перехода из одного состояния в другое необходимо поместить что-либо — группу людей, кусок дерева или колдовской заговор — в такое место, где его взаимоотношения с другими силами направляют его собственную энергию против его настоящего состояния. Я имею в виду, необходимо привести что-либо в состояние кризиса.
Ягарек был примерным учеником. Его внимание сосредоточилось исключительно на объяснении, взгляд стал острым как бритва.
Айзек сделал глубокий вдох и продолжил:
— Вот тут-то, дружище Яг, нас подстерегает самая большая поганка. Хрен знает сколько лет меня пинали за теорию кризиса. Говоря кратко: я утверждаю, что кризисные состояния в природе вещей, внутренне им присущи. Вещи сами выворачиваются наизнанку в силу собственной природы, понимаешь? Сила, которая движет единым полем, это кризисная энергия. Такие штуки, как потенциальная энергия, — это всего лишь аспект кризисной энергии, одно из мелких ее проявлений. Так вот, если бы мы могли в любой ситуации использовать возможности кризисной энергии, мы бы обладали огромной силой. Да, есть ситуации более насыщенные кризисной энергией или более подверженные кризисам, чем другие, однако суть теории кризиса состоит в том, что для вещей состояние кризиса есть часть их бытия. Вокруг нас постоянно присутствуют тонны кризисной энергии, но мы еще не научились эффективно ее извлекать. Вместо этого она порой выбрасывается бессистемно и неконтролируемо. Ужасная расточительность.
Айзек задумчиво покачал головой:
— Думаю, водяные умеют извлекать кризисную энергию. Хотя это проявляется очень-очень слабо. Парадокс. Ты извлекаешь из воды уже существующую в ней кризисную энергию, чтобы придать ей форму, которой она сопротивляется, а значит, помещаешь ее в еще более кризисное состояние… Но тогда получается, что у энергии уже нет никакого выхода, и кризис разрешается сам собой, и вода возвращается в свое исходное состояние. Но что, если бы водяные использовали воду, которой они уже… э-э-э… придали форму, и использовали бы ее для некоего опыта по извлечению возросшей кризисной энергии… Прости, я несколько увлекся. Смысл в том, что я ищу способ извлекать твою собственную кризисную энергию и направлять ее на полет. Если я прав, это единственная сила, которая будет тебя… наполнять. И чем больше ты летаешь, тем больше в тебе кризисной энергии, тем больше в тебе способности летать… Однако это пока теория… Но, честно говоря, Яг, это гораздо больше, чем теория. Если мне действительно удастся разблокировать в тебе кризисную энергию, тогда твой случай станет лишь ничтожной каплей. Я говорю о таких силах и энергиях, которые способны совершенно изменить… все на свете…
Воздух застыл от этой невероятной мысли. Грязная обстановка склада показалась слишком ничтожной и мелочной для таких разговоров. Айзек неподвижно смотрел в окно, в чадную темноту Нью-Кробюзона. Луна и ее дочери исполняли над ним свой неспешный танец. Дочери — гораздо меньше, чем их мать, но крупнее, чем звезды, — сурово и холодно смотрели на него с небес. Айзек размышлял о кризисе.
Наконец Ягарек заговорил:
— А если ты окажешься прав… я буду летать?
Услышав этот прозаический вопрос, Айзек расхохотался.
— Да, да, старина Яг. Если я прав, ты снова будешь летать.
Айзек не смог уговорить Ягарека остаться на складе. Гаруда не стал объяснять, почему он уходит. Просто выскользнул в вечерние сумерки, чтобы, несмотря на всю свою гордость, как последний бродяга заночевать в канаве, или дымовой трубе, или среди развалин. Он даже отказался поесть. Айзек стоял на пороге склада и смотрел ему вслед. Темное покрывало болталось на деревянной раме фальшивых крыльев Ягарека, как на вешалке.
Наконец Айзек затворил дверь. Он вернулся наверх и стал смотреть в окно на скользящие вдоль Ржавчины огни. Подперев голову кулаками, он слушал тиканье часов. Сквозь стены проникали мрачные звуки ночного Нью-Кробюзона. Он слышал печальное гудение машин, корабельных моторов и фабрик.
Внизу под ним робот Дэвида и Лубламая тихонько стрекотал — как будто в такт часам.
Айзек снял со стен эскизы. Некоторые из них, показавшиеся пригодными, он засунул в пухлый портфель. Многие же, окинув критическим взором, выкинул. Затем, улегшись на свой большой живот, Айзек заполз под кровать и вытащил оттуда пыльные счеты и логарифмическую линейку.