«Что мне нужно, — думал он, — так это наведаться в университет и вынести вычислительную факториальную машину».
Это было бы нелегко. Охрана весьма нервно относилась к подобным вещам.
Внезапно Айзека осенило, что у него может быть шанс самому посмотреть на охранную систему: завтра он пойдет в университет, чтобы поговорить со своим столь ненавистным начальником Вермишенком.
В последнее время Вермишенк не слишком-то часто привлекал его к работе. Прошло несколько месяцев с тех пор, как Айзек получил письмо, написанное знакомым убористым почерком, сообщавшее о том, что ему следует явиться для исследования какого-то побочного отростка теории, неясного и, возможно, тупикового. Айзек никогда не отказывался от подобных «приглашений». Отказаться значило поставить под угрозу свой доступ к университетским ресурсам, а следовательно, к научному оборудованию. Вермишенк ничего не сделал, чтобы ограничить привилегии Айзека, несмотря на их охладевшие профессиональные отношения и несмотря на то, что он, вероятно, заметил некую связь между исчезновением материалов и расписанием исследовательских работ Айзека. Почему, Айзек не знал. «Вероятно, хочет обрести надо мной власть», — думал он.
Ему пришло в голову, что он ни разу в жизни не искал встречи с Вермишенком. Но теперь нужно пойти и встретиться с ним. Хотя Айзек и чувствовал себя безраздельно приверженным своему новому подходу, он все же не мог совсем отвернуться от признанных технологий, таких как переделка, не посоветовавшись насчет Ягарека с одним из выдающихся биомагов города. Это было бы непрофессионально.
Айзек приготовил себе бутерброд с ветчиной и чашку холодного какао. Он не любил Вермишенка по целому ряду причин. Одна из них была политической. В конце концов, биомагия — всего лишь изящный способ разделять и соединять плоть в совершенно неожиданных сочетаниях, манипулировать ею в границах, диктуемых лишь собственным воображением. Айзек бы не удивился, если бы вдруг выяснилось, что некоторые из исследований Вермишенка производились в карательных мастерских. Вермишенк считался непревзойденным скульптором по плоти.
Вдруг раздался глухой удар в дверь. Айзек удивленно поднял глаза. На часах было почти одиннадцать. Он оставил ужин на столе и торопливо спустился по лестнице. Открыл дверь: перед ним стоял взъерошенный Счастливчик Газид.
«Что за черт?» — подумал Айзек.
— Айзек, брат мой, мой… нахрапистый, нахальный… наидражайший… — закричал Газид, едва завидев Айзека.
Он замолк в поисках подходящих эпитетов. Айзек втащил его внутрь склада, поскольку на той стороне улицы в окнах стал зажигаться свет.
— Счастливчик, черт бы побрал твою задницу, чего тебе надо?
Газид быстро-быстро шагал туда и обратно по комнате. Глаза его были вытаращены и бешено вращались в орбитах. Похоже, тон Айзека его задел.
— Остынь, приятель, полегче, полегче, давай без обид. Я ищу Лин. Она здесь? — Он вдруг захихикал.
Тут крылся какой-то подвох. Счастливчик был жителем Салакусских полей, он знал неафишируемую правду об отношениях Айзека с Лин. Но здесь не Салакусские поля.
— Нет ее тут, Счастливчик. А если бы и была, все равно ты не имеешь права врываться сюда посреди ночи. Зачем она тебе понадобилась?
— Ее нет дома. — Газид повернулся и пошел к лестнице, продолжая разговаривать с Айзеком, не глядя на него. — Просто проходил мимо. Полагаю, она сейчас вся в своем искусстве, да? Она задолжала мне денег: комиссионные за то, что я помог ей получить отличную работенку и доход. Ты не знаешь, где она может быть, а? Мне нужна доза…
Айзек в раздражении хлопнул себя по голове и ринулся вслед за Газидом.
— О чем ты, черт возьми, говоришь? Что за работа? Сейчас она занимается своими делами.
— О да, конечно, разумеется, именно так оно и происходит, — согласился Газид. — Но она должна мне деньги. Айзек, я в полном отчаянии… Одолжи мне нобль…
Айзек начинал уже сердиться. Он схватил Газида в охапку. У Газида были тощие руки наркомана. Он безуспешно пытался высвободиться из крепких объятий Айзека.
— Газид, мерзкая вонючка! Как ты смеешь оскорблять меня? Как ты смеешь оплевывать мой дом, грязный торчок…
— Хватит! — вдруг вскрикнул Газид. Он насмешливо посмотрел снизу вверх на Айзека, прервав его тираду. — Лин сейчас нет, но мне так нужно чем-нибудь закинуться… Ты должен мне помочь, иначе не знаю, чего я еще могу наговорить. Если Лин мне не поможет, то поможешь ты. Ведь ты ее рыцарь в сверкающих доспехах, ее любимый жучок, она твоя пташечка…
Айзек отвел назад мясистый кулак и заехал им Счастливчику Газиду в лицо, отчего бедняга отлетел на несколько ярдов.
Газид заскулил от изумления и ужаса. Шаркая пятками по голому деревянному полу, он потащился в сторону лестницы. Кровь большим пятном растекалась под носом. Айзек стряхнул кровь с костяшек пальцев и решительно подошел к Газиду. Он был в ярости.
«Ты что думаешь, я позволю разговаривать с собой в таком тоне? Думаешь, ты можешь меня шантажировать, дерьмо собачье?» — думал он.
— Газид, ты должен убраться отсюда немедленно ко всем чертям, если не хочешь, чтобы я свернул тебе башку.
— Ты чертов псих, Айзек, я-то думал, мы друзья…
Сопли, слезы и кровь заливали пол.
— Неправильно думал. Ты всего лишь ничтожный подонок, а я… — Айзек вдруг прервал свою брань и ошеломленно уставился на Газида.
Тот прислонился к одной из пустых клеток, на которой стояла коробка с гусеницей. Айзеку было видно, что толстая личинка возбужденно извивается, прямо из кожи вон лезет, отчаянно бьется о железные прутья, с неожиданной силой и энергией стремясь приблизиться к Счастливчику Газиду.
Газид в замешательстве и ужасе ждал, что Айзек закончит свою речь.
— Что? — всхлипнул он. — Что ты собираешься сделать?
— Заткнись, — прошипел Айзек.
Гусеница явно похудела с тех пор, как здесь появилась, невероятные петушиные цвета несколько потускнели, но от ее вялости не осталось и следа. Отчаянно извиваясь, она ползла по своей тесной клетке, ощупью, словно палец слепца, пробираясь в сторону Газида.
— Не двигайся, — прошептал Айзек, подбираясь поближе.
Газид повиновался. Он проследил за взглядом Айзека и обомлел еще пуще, когда увидел огромную гусеницу в небольшой клетке, старающуюся подобраться к нему. Коротко вскрикнув, он отпрянул от коробки. В тот же миг гусеница повернулась к нему.
— Это поразительно… — сказал Айзек. Он увидел, что Газид поднял руки и, схватившись за голову, сильно дернул ее, словно пытался вытряхнуть насекомых. — О-о-о, что с моей головой? — запинаясь, произнес Газид.
Подойдя ближе, Айзек тоже смог почувствовать.
В его мозжечок, словно электрические угри, стали заползать обрывки какого-то незнакомого ощущения. Он заморгал и закашлялся, на мгновение попав во власть чувств, от которых у него перехватило дыхание. Айзек потряс головой и зажмурился.