В ярости офицер бросил листок на землю. Затем шагнул к настоятелю и, широко замахнувшись, со всей силы врезал ногой в армейском башмаке по подбородку старика. Раздался жуткий треск, и настоятель опрокинулся навзничь.
Дорджен Трунгпа закричал от ужаса и попытался вырваться из рук удерживавших его двух китайских солдат, но тотчас был усмирен несколькими ударами.
Офицер угрожающе склонился над израненным телом ламы:
— А ну, вставай, паразит. Чего разлегся в луже? Не хочешь полетать? Ты ж говорил крестьянам, что умеешь.
Медленно настоятель открыл глаза. Офицер опустил башмак ему на шею и проорал:
— Где беглый шпион?
На этот раз настоятель как будто предпринял попытку ответить — он мучительно пытался вздохнуть. Ожидая ответа на вопрос, офицер убрал ногу с шеи старика. И до его слуха донеслись слова настоятеля:
— Ом мани падме хум… Ом мани падме…
Услышав молитву, офицер резко развернулся и выкрикнул приказ собравшимся солдатам. Вперед вышли двое — настоятель узнал их: это были молодые тибетцы, изгнанные из деревни. Некогда они совершили серьезные преступления, и их заставили нищенствовать, прося подаяния, и жить вне общины на краю джунглей. Их обязали мыть монастырские туалеты и хоронить умерших жителей деревни. Оба были в новой мешковатой форме — их взяли в солдаты каких-то несколько часов назад.
Офицер улыбнулся и сказал этим двоим:
— По-моему, паразит страдает головной болью. Вылечите-ка его.
Один из солдат держал в руках молоток и бронзовый четырехдюймовый гвоздь. Лицо его кривила злобная ухмылка. Второй новобранец тяжело уселся на грудь настоятелю и ухватил старика за голову. Настоятель, словно не замечающий происходящего с ним, продолжал свою печальную молитву.
Солдат с молотком опустился на колени рядом с настоятелем и аккуратно приставил гвоздь к центру его лба. Помедлив, он поднял глаза на офицера. Офицер отрывисто кивнул, и молоток опустился с тошнотворным звуком, вгоняя гвоздь в череп. Последовали еще два удара, пока гвоздь не вошел в кость по самую шляпку. Руки настоятеля слабо встрепенулись и бессильно опали по бокам. Дорджен Трунгпа мучительно вскрикнул и в отчаянии опустился на пол. Над внутренним двором повисла тишина.
Затем раздался голос офицера, и Дорджен Трунгпа с ужасом понял, что тот обращается к нему.
— Ну что, парень, надеюсь, ты убедился, что правосудие вершится даже в такой дали от Пекина, как Пемако. Считай, что ты вырвался из лап этих злобных и безумных стариков. Ты совсем молодой. Сейчас посмотрим…
Он повернулся к сломанным воротам и рявкнул команду. Дорджен Трунгпа сжал зубы и вскрикнул от ярости и отчаяния. Двое солдат волокли молодую девушку — дочь самого зажиточного крестьянина деревни. Ей не исполнилось еще и двадцати, она была красива. Девушка кричала от ужаса и слабо вырывалась из рук мучителей. Они подвели ее к молодому монаху. Офицер что-то скомандовал. Двое державших девушку солдат сорвали с нее одежду и крепко держали пленницу прямо перед молодым монахом. Дорджен Трунгпа отвел взгляд от обнаженного тела.
— Ну-ка, монах, давай поглядим, настоящий ты мужчина или нет. Я приказываю тебе заняться сексом с этой крестьянкой.
Свет померк в глазах Дорджена Трунгпа. Ничто за восемнадцать лет жизни не подготовило его к этому. Все, что он знал, — это ряд монастырских церемоний, недели молитв, постов и медитаций, религиозные праздники в деревне и жизнь в согласии с силами вселенной. Он задыхался и в отчаянии короткими глотками хватал воздух, когда солдаты схватили его и швырнули к обезумевшей от ужаса девушке. Он не замечал ее наготы, но до его слуха долетали негромкие мольбы, будто стоны умирающего животного. Офицер подбадривал издевательскими выкриками.
— Не робей, парень, давай! Забудь бредни этих стариков. Обет безбрачия — чушь собачья. Тебе просто задурили голову… Так, мое терпение кончается! Приказываю тебе заняться сексом с этой девчонкой, а когда управишься — подожжешь монастырскую библиотеку.
Перед глазами монаха будто наяву предстали все ужасы, в деталях описанные «Тибетской книге мертвых»: [5] страшные демоны и невыразимая боль, овладевающие душой в момент смерти. Но это была жизнь, ее ужасный поворот. Жизнь, понять которую у Дорджена Трунгпа не было никаких сил. Он закрыл глаза, успокоил дыхание и попытался, несмотря на все трудности, освободить свой разум.
На дворе день. Это единственное, что поняла Нэнси Келли. Где она, который час, сообразить было не под силу. Снова этот ужасный шум. Прямо над головой с потолка свисал огромный вентилятор, его гигантские лопасти монотонно вращались, однако не давали даже легкого дуновения ветерка. Секунду Нэнси в замешательстве смотрела на вентилятор, а затем, как по команде, все вспомнила: она в Индии, в Дели, на служебной квартире. И кто-то стучит в дверь.
Чертыхнувшись, Нэнси с жалобным стоном перекатилась по кровати. Занавески в комнате были чуть толще прозрачных простыней, и помещение купалось в свете. Она чувствовала себя дезориентированной и больной. Всего лишь несколько часов, как она прилетела в Индию.
Нет, не могла я так быстро заболеть, подумала Нэнси. Это было бы слишком несправедливо.
Она пошарила на прикроватном столике, нашла свой телефон и уставилась на часы дисплея, не соображая, перевела ли она время с нью-йоркского на делийское. Ей вспомнилось, что самолет приземлился глубокой ночью. Водитель провел ее через толпы нищих и зазывал, предлагавших обменять доллары и найти дешевую гостиницу, и она укрылась в салоне поджидавшего «мерседеса». Откинувшись на спинку, Нэнси утонула в неудобном из-за слишком большого размера кожаном заднем сиденье и неотрывно смотрела в окно на живописный хаос ночного Дели, как на экран телевизора. Это продолжалось до того мгновения, пока машина вдруг не скользнула в темень пустынной улицы и не остановилась перед многоквартирным жилым домом.
Нэнси Келли приехала в Дели, чтобы занять пост главы южно-азиатского отдела «Интернэшнл геральд трибьюн». Ей было тридцать — слишком молода для такой должности, однако ей просто очень повезло со сроками. Назначение стало новым этапом и в ее карьере, и в личной жизни. Нэнси надеялась, что новая работа поможет ей оставить за плечами недавнее прошлое, а экзотичность и красоты Индии вытеснят из памяти последние месяцы в Нью-Йорке — месяцы, тянувшиеся, как долгие годы.
В дверь продолжали стучать, однако Нэнси по-прежнему не находила в себе сил подняться с кровати. На дисплее телефона пульсировала иконка нового сообщения. Нэнси слабо крикнула в сторону двери: «Иду, секундочку!» — и открыла сообщение. Его прислал ее бывший бойфренд Джеймс Лонг, корреспондент «Трибьюн» в Буэнос-Айресе. Сердце Нэнси упало — она не могла избавиться от мысли, что это дурной знак: по прибытии в Индию первым получить сообщение именно от Джеймса. Они познакомились пять лет назад, когда работали в нью-йоркском офисе. Встречались три года. Без сомнения, она была влюблена в Джеймса, однако будущее оба видели по-разному. Он хотел семью и жену, которая сидела бы дома и растила детей; в ее планы такое совершенно не входило. В конце концов Джеймс объявил, что нашел другую (познакомился с ней, когда Нэнси была в одной из своих бесконечных заграничных поездок) — именно такую, о какой мечтал: домоседку с выраженным материнским инстинктом. Новая девушка была из Аргентины, и Джеймсу, похоже, очень повезло: буквально на следующий день подвернулась работа в Буэнос-Айресе, и он получил ее. То ли из-за этого, то ли потому, что он так часто оставался один… С тех пор минуло три месяца. Нэнси, конечно, следовало ожидать подобного, однако разрыв она восприняла очень тяжело. Она знала, что они не пара, но это не останавливало ее и не мешало любить Джеймса.