Драка у оружейной лавки продолжалась, с криками и воплями. Благодаря этому Диггеру удалось проскользнуть внутрь. В лавке были выставлены луки, стрелы, ножи и копья. Они больше походили на декоративные, такие блестящие штуки, которые можно повесить на стену и, например, заявлять, что это трофей, отобранный у побежденного врага.
Путь к монетам лежал как раз позади скандалящих гумпов, которые активно жестикулировали. Диггер случайно толкнул одного из спорящих, и тот с удивлением повернулся, ища глазами обидчика.
– Кэй-ло, – проворчал он (ну или что-то в этом роде).
Самая большая из монет была с серебряную десятидолларовую. Металл напоминал бронзу. На ней были выгравированы какое-то растение, может быть, дерево, и ряд символов по краю. «Богу мы верим». Сделанная грубо, при помощи примитивного штампа, она была бесценна.
– Не надо, Диггер, – голос Джека звучал строго.
– Да от этого никакого вреда.
– Нет.
– Она пригодится переводчикам.
Молчание. Джек задумался.
Диггер хотел бы оставить что-нибудь взамен, желательно другую монету, но у него не было с собой ничего такого. Он придумает что-нибудь потом. Вернется завтра. Позади него спорщики расходились, обмениваясь напоследок угрозами, перед тем как забыть о ссоре.
Диггер взял «десятидолларовую» монету и быстро пошел обратно.
Лавочник взвизгнул. Диггер застыл на месте, ведь он считал, что проделал все очень быстро и его действия не заметят, что владелец магазина поглощен спором.
Но тот уставился прямо на Диггера. И что-то бормотал. Остальные посмотрели в ту же сторону и застонали.
– Диггер, – сказал Джек, – твоя рука.
Для гумпов монета, должно быть, висела в воздухе. Часть ее, закрытая рукой Диггера, отсутствовала. Он постарался ухватить ее получше, но она была чересчур большой. Диггер решил спрятать ее в куртке, как вдруг большая зеленая лапа попыталась накрыть ее. Монета оказалась зажата так, что он не мог выпустить ее. Один из гумпов зарычал, другой присоединился к нему. Один из них уцепился за пояс Диггера. Началась борьба, и неожиданно тот, что держал его за пояс, разжал пальцы, отступил с выражением ужаса на лице и закричал. Монета отлетела прочь. Гумпы орали и визжали, в панике продираясь подальше от Диггера. К своему ужасу, он обнаружил, что стал видимым. Они кричали: «Жока!» – снова и снова, все громче. Диггер не знал, что это означает, по-видимому, ничего хорошего.
Он дотронулся до пояса, снова включил поле светоотклонителя, с облегчением отметил, что тот работает, и попытался выбраться из толпы. Но гумпы бежали, спасаясь. Джек проклинал его: «Идиот!» Диггера сбили с ног и стали топтать. Он накрыл голову руками, думая, до чего опасно невидимке оказаться в гуще паникующей толпы. Диггера пинали по ребрам и голове, а иногда казалось, что на него валятся груды хлама.
Когда все закончилось, Диггер, шатаясь, поднялся. Улица была пуста, лишь несколько раненых гумпов пытались уползти. Да призрачный силуэт Джека лежал без движения.
Диггер поспешил к нему и отключил защитный костюм. Голова Джека безвольно болталась. Диггер попробовал искусственное дыхание. Нажал на грудную клетку.
Тщетно.
Наконец какой-то запоздалый гумп наткнулся на них, упал, застонал и, поднявшись, убежал.
...У других людей есть семьи. У меня – только работа. Единственное, чего я прошу у жизни, – дать мне возможность сделать нечто такое, что мои коллеги сочтут достойным. Если у меня будет уверенность в этом, я встречу свой конец, каким бы он ни был, спокойно.
Джек Марковер. Дневник, 4 марта 2234 года. (Написано вскоре после обнаружения гумпов.)
Диггер не знал, что делать – разве только опять включить светоотклонители? Он сообщил Келли, что Джек мертв, и ей не пришлось расспрашивать его, как это случилось – он сам все выложил. «Проклятая монета. Я просто взял монету, а они все словно спятили. Это моя вина. Он мертв, а виноват во всем я».
– Успокойся, Диггер, – сказала Келли. – Иногда просто все идет не так. – Долгая пауза. – Ты уверен?
– Да, уверен!
– Ладно.
– Он говорил мне: не надо. – Диггер сидел посреди улицы, пыльной и промозглой. Там все еще толпились гумпы. Всякий раз, как он шевелился, поднималась пыль, и гумпы охали, жестикулировали и отступали.
– Где он сейчас?
– Там же, где упал.
Средь бела дня. На улице. Два или три гумпа были ранены, остальные осторожно подползали к ним, чтобы помочь, вероятно, спрашивая, что произошло.
– Нам надо забрать его оттуда.
– Был бы он полегче...
Даже при чуть меньшей гравитации Диггер не смог бы далеко его унести. Лицо Джека было бледно. Его черты, искаженные агонией, когда напарник подбежал к нему, теперь разгладились. Сердцебиение не прослушивалось, и, кажется, у Марковера была сломана шея.
– Я сделал все, что мог, Келли.
– Хорошо, Диггер. Сохраняй спокойствие.
– Келли, не дави на меня.
Она пропустила его замечание мимо ушей.
– Хочешь, я подойду?
– Нет. Оставайся на посадочном модуле.
– Я хотела сказать, прилечу.
– Нет, ради бога – весь город будет в панике.
– Может, возьмешь какую-нибудь тележку? Отвезешь его туда, откуда я смогу вас забрать?
– Ты имеешь в виду тележку, которая сама собой поедет по улице?
– Ты прав. Это не выход.
– Категорически нет.
Толпа приближалась. Диггер взвалил тело на спину и побрел к проходу между домами.
– Диггер, я чувствую себя беспомощной.
– Я тоже. – Диггер был раздавлен чувством вины. «На самом деле, – говорил он себе, – Джека убили они. Глупые гумпы. Кто бы мог подумать, что они отреагируют вот так? Проклятые твари тупее кирпича».
Проход располагался между задами частных домов по одну сторону и чем-то вроде магазинов по другую. Он был пуст. Диггер остановился и рассказал Келли, что он делает.
– Я останусь здесь с ним, пока не стемнеет, – добавил он. – Потом сделаем, что сможем.
* * *
Диггер положил Джека, но тут же заметил, что здесь довольно оживленно: издалека приближались гумпы, а еще пара сворачивала с улицы, которую он только что покинул. Позади некоторых магазинов были дворики, обнесенные заборами, Диггер выбрал один и заволок Джека внутрь.