– Как вы себя чувствуете? Три часа назад вам сделали операцию, врач сказал, что все прошло благополучно и что на восстановление вам понадобится месяц. Я все оплачу, в том числе и ваше молчание, если вы обещаете мне придерживаться удачно придуманной вчера версии с огнестрелом. Огласка мне не нужна, Эльвире тоже, она и так переживает, всю ночь из-за вас не спала…
«Из-за меня, значит… Ты машину своей бабе купил, права купил, а ездить не купил…» Спорить и вообще ворочать языком не было сил, Илья осторожно кивал и мечтал только об одном – чтобы посетители поскорее убрались отсюда и оставили его в покое. Снова навалилась сонливость, голова стала тяжелой, заныла рана, и захотелось пить. «Идите уже отсюда!» Пришлось негромко застонать, и блондику-губошлепа сдуло за дверь, ее муж оказался нервами покрепче и свалил только после того, как Илья заплетающимся языком пообещал ему всю оставшуюся жизнь рассказывать каждому первому встречному, что его подстрелил «известный телеведущий». На том и расстались, «говорящая голова» подтвердила свою готовность оплатить все издержки по лечению пострадавшего и засим свинтила, но покой длился недолго. Через пару минут тишины в палату вернулся врач, зажег свет, Илья зажмурился и отвернулся. Врач уселся на стуле рядом с кроватью и скинул с пациента одеяло. Илья заставил себя приподняться, посмотрел на аккуратную белую повязку внизу живота, поежился от холода – здесь не жарко, а он лежит, как и положено больному, в одних трусах.
– Одежду вам найдем, – обнадежил его врач. – Господин, с женой которого вы вчера… столкнулись, перевел на счет клиники достаточно средств. Гардероб от Армани не обещаю, но выйдете вы отсюда в приличном виде.
– Вы очень любезны. – Илья не сводил с повязки глаз, потом тронул бинт над бровью и поморщился от боли. Вчера он даже не почувствовал ее, когда головой лобовое стекло прошибал, зато сегодня голова все сильнее напоминала о себе. Как и левое бедро, по которому расползался огромный черно-фиолетовый кровоподтек.
– Кость цела, – успокоил врач. – Рентген мы вам сделали, томографию попозже, а сейчас лежите, отдыхайте. Поесть вам принесут.
Илья набросил на себя одеяло и смотрел на врача. Выглядел тот неважно – бледный, глаза красные, губы вроде как даже с отливом в синеву. С чего бы это? А тот поерзал на стуле, запустил руку в карман халата, извлек оттуда что-то мелкое и положил поверх одеяла Илье на грудь.
– Что это? – Он смотрел на крохотный бесформенный комочек металла и сообразил уже до того, как прозвучал ответ:
– Пуля. Остановилась в нескольких сантиметрах от печени. Еще немного – и вы бы до нас не доехали. Мои поздравления.
– Спасибо. – Илья взял сплющенный кусочек свинца, сжал его кончиками пальцев, поднес к глазам. В этот раз смерть остановилась на полдороге, и что ее остановило – то ли сам дернулся вчера, в подвале, почуяв неладное, то ли у стрелявшего рука дрогнула. Второе – вряд ли, не таких правил люди, не так воспитаны и не там. «Голову твою. На блюде со льдом…» Средневековьем попахивает. У Меркушева действительно с башкой проблемы. «Интересно, шизофрения – это наследственное заболевание? Могли оба брата Меркушевы страдать от этой дряни или «повезло» только младшему, Вадиму? Спросить, что ли?» Илья глянул на врача. Тот нахохлился на стуле и походил на сову – такой же тревожный, взъерошенный, смотрит серьезно и настороженно, словно ждет чего-то. «Нет, вряд ли он в психах разбирается, хирург в головах не шарит, если только не сотряс или не ринопластика». Илья положил пулю на тумбочку, посмотрел на врача. А тот только и ждал этого момента, выпрямился, наклонился к Илье и проговорил вполголоса:
– Еще один момент. Дня через два вы сможете выйти из палаты, более того, вам придется это сделать, чтобы спайки не образовались. Так вот, здесь, кроме вас, есть еще пациенты, с кем-то из них вы будете общаться. Это нормально, естественно, обычно больные любят рассказывать друг другу о своих болезнях. Правда, для нашей клиники это не совсем верно, но дела это не меняет. Так вот, если вас кто-то спросит, поинтересуется, по какому поводу вы тут оказались, то прошу, – Илье показалось, что добрый Игорь Александрович сейчас заплачет, – отвечайте, что вам делали абдоминопластику живота. Вам же все равно, что отвечать, правильно? Повязка на животе ни у кого не вызовет подозрений, операция это рядовая, почти что косметическая, многие по три-четыре раза делали. А повязка на лице – старый шрам убирали. Хорошо? – Врач с надеждой смотрел на Илью.
– Абдоминопластика, – повторил тот. – Мне все равно, как скажете. А что это? Ну, чтобы в курсе быть. От чего ее делают? Грудь – понимаю, нос – тоже, а живот?
– Показаниями к абдоминопластике являются избытки кожи и подкожной клетчатки передней брюшной стенки, которые не могут быть удалены другими способами и методами. Например, диетой, физическими упражнениями, липосакцией… – принялся перечислять врач, но Илья остановил его:
– Спасибо, я все понял. Можно, я посплю?
И отрубился, едва за врачом закрылась дверь палаты.
В общий коридор он вышел через двое суток, натянул на себя что-то вроде просторной пижамы и, прижимая ладонь к правому, занывшему от резких движений боку, двинулся на прогулку. Двери, двери, все плотно закрыты, за ними тишина, лишь кое-где слышится музыка или раздаются приглушенные голоса. «Общаться… – Илья брел к концу коридора навстречу встревоженной женщине в белом. – С кем тут общаться, вымерли все. Кому я нужен…» Он улыбнулся медсестре, отмахнулся от помощи и вышел в холл. Посидел в кресле, передохнул и поплелся к входной двери, уселся на скамейку у входа, подставил солнцу лицо. Тепло как, а ведь еще только середина мая, но травка вовсю зеленеет, птички поют, цветы благоухают. Словно и не в Москве, а в сотне километров от мегаполиса оказался, на богатой старой даче. Причем совершенно пустой, ни одной живой души на горизонте. Хотя нет – показался кто-то в белом и пропал за кустами, наверное, из персонала кто-то. Тоже, что ли, пойти пройтись, палата уже осточертела до невозможности. Как и мысли – они грызли не хуже боли в простреленных мышцах, Илья уже несколько раз всерьез собрался вызвать медсестру и попросить у нее снотворное, но пока обходился. Он поднялся на ноги и, прихрамывая на правую ногу и прижимая ладонью повязку на животе, поковылял по чисто выметенной дорожке в сторону яркой клумбы и скамейки за ней. Так и полз минут сорок с лавки на лавку; посидит, дух переведет и дальше к цели – резной крыше деревянной беседки рядом с небольшим прудиком. И рыбы в нем, похоже, навалом, даже отсюда плеск воды слышится, словно карпы или сазаны хвостами бьют и резвятся, потому как брачный сезон в разгаре. Странно, что лягушек не слышно, весна без их концерта не весна…
Илья поднялся с промежуточной скамейки и поплелся дальше, обогнул инсталляцию из поросших декоративным мхом и лишайником камней, вышел на финишную прямую. Вон она цель, прямо по курсу – романтическое хлипкое резное строение. Дойти, посидеть минут пятнадцать, и можно ползти обратно – голова снова начинает гудеть, и шов побаливает, программу на сегодня он выполнил, надо отлеживаться. Вода в пруду плеснула особенно громко, Илье показалось, что он слышит чей-то вскрик. Присмотрелся, вытянул шею – точно, это не карпы в экстазе бьются, это млекопитающее отряда приматов заплыв устроило. Вернее, не заплыв, а паническое барахтанье, лупит руками по воде и орет так, что даже комары разлетелись. «А они тут точно психов не держат? А то был я недавно в одном санатории…» Илья направился к выложенному камнем бортику, перегнулся через него. Точно, примат, по виду самка, лет… не понять сколько – мокрая, вся водорослями облеплена, лицо закрывают мокрые черные пряди волос. И уже не орет, а пузыри пускает, силенок не осталось, что неудивительно, откуда в этой тощей тушке силам взяться. Руки-ноги как у кузнечика, зато показавшаяся над водой облепленная мокрой одеждой верхняя часть тела достойна самого пристального внимания. Но показалась ненадолго, быстро ушла в мутную зеленую воду, причем вместе с макушкой хозяйки.