Илья прижал рюкзак к окровавленному боку и заковылял подальше от стройки, шел почти наугад, вслепую, на звуки двигателей и гудков впереди. Перед глазами плясали рваные зеленые и алые пятна, прижатую к боку руку сводила судорога, и зверски хотелось пить. Хорошо, что не было следов на дорожке, и встречные сами шарахались от него, как от пьяного или обколотого до одури. Хорошо, что машина остановилась, едва он поднял руку, выйдя почти на середину проезжей части.
– Куда тебе? – словно с небес донеслись искаженные акцентом слова водителя. – Деньги-то у тебя есть?
«Есть…» Илья не смог разжать зубы, кивнул несколько раз – есть, есть, не сомневайся, получишь свое, гони, некогда. И они погнали. Илья прижал обе руки к животу, коснулся пальцами мокрой от крови полы ветровки. Плохо дело, кровь еще не остановилась и даже не собирается, похоже. Пол-литра – вот его предел, столько берут у доноров, и ничего, те живы и здоровы. Но не с пулей же в животе… Он смотрел на дорогу через мокрое от дождя лобовое стекло. По нему со скрипом ползали дворники, размазывали грязную воду, оставляли мутные полосы.
– Куда едем? – То ли таджик, то ли узбек, Илья плохо разбирался в них даже в обычном состоянии, а уж сейчас и подавно не мог отличить одного от другого. Шахид-такси в чистом виде, водитель по-русски с трудом говорит, города не знает, темно-зеленый «жигуль» убит напрочь, гремит подвеска, и в салоне нестерпимо воняет бензином. Воняет так, что сейчас вырвет…
– Притормози! – Илья на ходу приоткрыл дверь, водитель заорал что-то на своем тарабарском наречии, но ход сбавил, зачем-то вильнул влево, к разделительной. – К обочине… – Больше Илья ничего сказать не успел.
Мощный толчок справа, дверь грохнула, толкнула Илью, его мотнуло, крышу на глазах перекосило, повело вбок, стекло поехало наружу – все происходило очень медленно, время стало плотным и вязким. Илья видел, как выгибается внутрь передняя дверца, почувствовал жуткий удар по бедру, рывок, вспышка – и последнее, что помнил, как его выкидывает через лобовое стекло на мокрый капот, а потом на асфальт, как он перекатывается по лужам и летит прямиком под колеса прущей навстречу темной иномарки.
Но сознание он не потерял, помнил все детали и подробности – как не спеша поворачивают и пропадают из виду колеса, лязг и грохот за спиной, визг, скрежет и ударившую по ушам тишину. Да такую, что слышен шорох дождя по лужам, тихий плеск воды и быстрый тонкий стук где-то над головой. Стук прекратился, сменился всхлипами и бормотанием, кто-то тронул Илью за плечо, он повернул голову и приоткрыл глаза. Все мутно, зыбко, смотрит точно из-под воды, маячат перед глазами лишь очертания фигуры – тонкой, дрожащей – и бампер машины. Приподнялся на локтях, едва не отключившись от боли в животе, но успел заметить над мятым в гармошку бампером эмблему с трезубцем, глубокие царапины на морде спортивной машины и рядом две тонкие ноги в туфлях на шпильках. Эти шпильки мельтешили перед глазами, не давали сосредоточиться и сообразить, что произошло и, главное, что будет дальше.
– Вы живы? – громко шептал кто-то, готовясь сорваться в истерику. – Или нет? Скажите что-нибудь!
Он бы и рад, да язык не слушается, боль парализовала его, еще немного – и накроет беспамятство, прямо здесь, в луже, почти под колесами красного спорткара. Илью схватили за ворот куртки, дернули слабо и потащили вверх, он замотал головой и промычал невнятно – отойди, не лезь. Его поняли, отошли, к назойливому писку прибавилась трель мобильного, впрочем, она тут же оборвалась.
– Вы… – Писк оборвался на взлете, Илья ухватился за подол юбки, поднялся на полусогнутых ногах и плюхнулся на капот «Мазератти». Блондинка под дождем превратилась в мокрую крыску, она металась перед Ильей и тыкала пальцем в строну газона. Там вверх брюхом лежал «жигуль», боковые стекла выбиты, на траве блестят в свете единственного на перекрестке фонаря осколки, поблизости никого. И рядом с «жигулем» тоже безлюдно, все идет к тому, что этот рейс для шахид-такси был последним.
– Сучка, – негромко протянул Илья, прижимая к ране рюкзак, – и глаза у тебя в жопе. Ты куда перла, овца, ты знак видела?
– Нет! – По изумлению в распахнутых глазах понятно, что словосочетание «дорожные знаки» мокрой блондинке незнакомо. Она просто ехала по своим делам, когда «жигуль», имевший приоритет, оказался на пути ее спорткара.
– В тюрьме выучишь, – пообещал Илья и задохнулся от боли, съехал по капоту на асфальт, приложился затылком о бампер. Клин клином – это помогло, сознание передумало уходить, вернулось с полдороги, он слышал трепетный шепот блондинки:
– Не надо, пожалуйста. Я вам помогу, только…
– Сядешь, курва, – пробормотал Илья, подсунул ладонь под промокшую липкую ткань рюкзака. Все гораздо хуже, чем он мог предположить, кровотечение возобновилось, к боли прибавился озноб. Но сил еще хватило, чтобы отвесить сунувшейся посмотреть, что происходит, белобрысой дуре хорошую пощечину, девка охнула и убралась с глаз долой.
– Пожалуйста… – Слова-то какие она знает, вежливая, спасу нет. Ясен день, ей было бы гораздо выгоднее, если бы он в «жигуле» вместе с водилой остался, а тут такая незадача, поневоле приходится выкручиваться…
– Что стоишь, к хирургу вези, и побыстрее, – проговорил он, чувствуя, что еще немного, и не сможет ворочать языком.
– Конечно, – засуетилась та, – конечно, отвезу! Вам помочь? – И запрыгала поблизости, не решаясь подойти поближе.
«Было бы неплохо…» С помощью перепуганной девицы ему удалось подняться на ноги и кое-как доковылять до предусмотрительно распахнутой, основательно помятой передней дверцы «Мазератти». Илья плюхнулся на сиденье, прикрыл глаза, блондинка уселась рядом, и машина мягко тронулась с места, в правом окне промелькнул и пропал перевернутый «жигуль» и неработающий светофор над головой. Мелькали огни, свет фар встречных машин бил в глаза, Илья отворачивался и смотрел на соседку. Та тоже косилась на него, отводила взгляд, пялилась на дорогу, потом снова поворачивала голову, и в свете фонарей Илья рассмотрел свою «убийцу». Лет ей было двадцать пять или немного больше, тощая, с костлявыми пальцами, щеки запали, зато губища – на пол-лица, смотреть тошно. Такая в темноте подойдет, оскалится – заикой на всю жизнь останешься. Зато бюст не подкачал – выпирает из-под темного кожаного пиджака, вырез выгодно подчеркивает аппетитные округлости. Ноги вроде тоже ничего, в темноте не разглядеть, но рожа… Блондинка полезла в сумочку, зажатую между сиденьями, не глядя порылась в ней, вытащила бумажный носовой платок, кинула Илье на колени.
– У вас на лице кровь, – сообщила она, уставившись на дорогу.
– Спасибо, вы очень добры. – Илья прижал бумажный обрывок к носу, откинул голову назад. Если сидеть вот так, не двигаясь, то боль отступает, но стоит шевельнуться, как перед глазами начинают полоскаться алые и желтые пятна, рвутся в клочья и расползаются по краям сознания.
– Зая, милый, что мне делать, я сбила человека!
Илья повернул голову на голос. Блондинка вцепилась когтистой лапой в мобильник, другой рукой крутила руль так, что машину бросало по дороге, как слаломиста по склону. Видимо, у девицы начался отходняк после шока, она была на грани истерики. Влепить ей по роже не представлялось возможным, Илья оторвал ее лапу от руля, крутанул его сам, уводя машину в левый ряд. Блондинка охнула и вцепилась в мобильник обеими руками, Илья держал руль.