«Не в бровь, а в глаз. — Пока ребенка купали и пеленали, Галка то и дело косилась на голландку. — А если пацан в нее удался, будет мне головная боль на всю жизнь. Но… я не этого боюсь. А того, что горе-мамаша может передумать».
Мамаша не передумала. Едва только доктор позволил ей покидать каюту, заявила, что собирается вернуться домой. Без сына. Которого, к слову, со дня его рождения даже не видела. И Галка, понимая, что никакие уговоры не подействуют, молча положила перед ней лист бумаги и перо. Слова словами, а лишняя страховка не помешает. Да и для голландки это было последним испытанием, намеком, что еще возможен возврат. Но… Аннеке Бонт в присутствии трех свидетелей написала отказ от сына, забрала шкатулку с драгоценностями — с теми самыми, которые дарил ей ненавистный пират — и была такова.
— Скатертью дорожка, — пробурчала себе под нос Галка, наблюдая, как голландка спускается по штормтрапу в шлюпку.
— Не суди ее так строго, Эли, — сказал Джеймс. — Если бы ты знала, как сурово относится к внебрачным детям протестантская церковь, то поступок этой женщины не показался бы тебе таким чудовищным.
— Значит, она отказалась от ребенка — своего ребенка! — лишь бы ее дома не поставили в угол? — криво усмехнулась Галка. — На ее месте я бы послала всех к черту, но малого бы никому не отдала.
— То ты. — Эшби заглянул ей в глаза. — И вообще, я не уверен, что ты в принципе могла бы оказаться на ее месте.
— Ты как всегда прав, дорогой. — Галка потерлась щекой о его плечо. — Ну раз так все сложилось и у нас теперь есть приемный сын, то давай думать — где и как будем его содержать. Хотя бы по первому времени. Впереди крупное дельце, и я не хотела бы рисковать его жизнью. Поручить его Исабель?
— Возможно и так. С другой стороны, если у нас не получится… — задумался Джеймс. — Я не исключаю такой возможности. Эли. Так вот: если у нас не получится, то малыш на берегу будет еще в большей опасности, чем у нас на борту.
— Значит, придется возить его за собой, ничего не поделаешь…
— Эли, я не был так дружен с Требютором, но я сделаю все возможное, чтобы его сын вырос достойным человеком. Маленький Джон…
— Жан, — лукаво улыбнулась Галка.
— Не важно, как мы будем его называть, дорогая. — В голосе Джеймса прорезалась ирония.
— Ага, — кивнула Галка. — Папа англичанин, мама русская, а сын француз. Ситуевина — зашибись. Просто анекдот какой-то.
— Эли… — Джеймс изобразил нечто вроде стона отчаяния. — Я с ума сойду, если ты еще и ребенка научишь так выражаться.
— Да ладно тебе, Джек. — Теперь Галка рассмеялась в голос. — У нас с тобой теперь появится разделение труда: ты будешь учить Жана хорошим манерам, а я — плохим. Что-нибудь из этого ему в жизни точно пригодится…
Кое-кого удивляет, что наша карибская братва достаточно быстро превратилась в настоящий флот. Меня тоже это удивляло. До поры до времени. Пока я не поняла, что у меня есть один мощный союзник.
Море.
Море со своим тяжелым характером каждый миг испытывает нас на излом. И, чтобы выжить здесь, мало быстро махать саблей, метко стрелять или ловко драться в рукопашной. Здесь не выжить без умения работать в команде. Море сплачивает людей так, как на суше их способна сплотить только сильная идея. И если раньше здешние пираты, получив свою долю добычи, быстро забывали о том, что они команда, то сейчас кое-что изменилось. Эскадры-то какие! И берем мы противника не столько числом, сколько умением, которое очень сильно зависит от сплоченности. Этим мы и отличаемся от сухопутной братвы, которая, чуть запахнет керосином, сразу накладывает в штаны и разбегается в разные стороны. Им никогда не стать настоящей силой.
Мы — стали.
Вечером того же дня Галка получила письмо. И по тому, как внезапно побледнела, подобралась жена, Джеймс понял: вот он и настал, решающий момент.
— Ты боишься, Эли? — спросил он.
Галка провела ладонями по лицу — будто умываясь. Откинулась на спинку резного стула. Затем посмотрела в окно каюты. Там, за кормой стоявшей на рейде «Гардарики», драгоценным рубиновым ожерельем светился закат. «Ветер будет, — подумалось вдруг. — Если западный, то плохо…»
— Джек, мне все эти годы было страшно, — едва слышно прошептала Галка. — Только пойти у страха на поводу означало смерть. Поэтому я…
— …сама держала страх на поводке, — мягко улыбнулся Джеймс. — Потому весь Мэйн знает тебя как капитана Спарроу, которая самого черта не боится. Но я сейчас говорил об этом письме. Тебе страшно делать шаг за черту, из-за которой уже не будет возврата.
— Да, Джек. — Галка посмотрела на мужа со странной смесью любви и сожаления. — Знаешь, чего я боюсь? За этой чертой слишком многое будет зависеть не от нас. Я готова предложить Франции довольно выгодный вариант, от которого сложно отказаться. И если Франция его не примет — а это возможно: король не с той ноги встанет, месье Кольбер будет не в духе, Англия подумает и снова влезет в войну против коалиции — то жить нам останется недолго. Тогда — все напрасно. Все эти годы, что я ломала через колено себя и других… Джек, что мне тогда останется делать? Только поднимать черный флаг и воевать против всех. Опять-таки недолго.
— Но это будет куда более мужественный поступок, чем просто сдаться на милость великих держав. — Джеймс — невиданное дело! — присел на краешек стола. — Я уверен, многие пойдут за тобой. Пусть это будет конец нашей истории, но зато какой громкий!
— Не обольщайся, Джек, — горько усмехнулась Галка. — Уж кто-кто, а мы в своем двадцать первом веке навидались, как из нормального человека делают в лучшем случае посмешище, а в худшем — чудовище. Подчистят архивы, нарисуют фальшивки, скроют или уничтожат то, что не вписывается в их схемы, — и будь здоров. При одном упоминании твоего имени будут плеваться и ругаться. Причем заметь: распространять лживые байки будут люди, которым тем же манером создадут имидж честных и непредвзятых… Вот с этим как воевать прикажешь, солнце мое?
— Эли, это пока еще далекая перспектива.
— Да? А вот это как тебе понравится? — Галка с мрачным смешком достала из шкатулки, стоявшей на столе, пухлый бумажный пакет со сломанной печатью. — Мой доверенный человек пишет из Голландии, что Хорн издал брошюрку некоего доктора Эксвемелина. С описанием панамского похода и намеком, что это прелюдия к выпуску полноценной книги. Вот один экземпляр. Ты прочитай, дорогой. Только сразу предупреждаю — посуду и окна не бить.
Брошюрка была не слишком толстая, без твердого переплета, с красивым корабликом на обложке. Джеймс пролистал, бегло прочел пару страниц. Нахмурился. Пролистал дальше, остановился, прочел внимательнее пару абзацев… и с непечатным ругательством швырнул брошюру на стол.
— Мерзкая ложь! — возмущенно воскликнул он. — Господи, какой же он лжец и клеветник! Знал бы, что он напишет о тебе такое — прирезал бы, и плевать, что мог мне наговорить после этого Требютор!