— Да. — Он достает из внутреннего кармана пиджака тощую стопку фотокопий. — Бедняга занял совсем мало места на газетной полосе. Вот «Стар»:
«Стар», 23 марта 2011 г.
«БЕЗДОМНЫЙ СГОРЕЛ ЗАЖИВО
Эллис-Парк
В четверг сотрудники полиции Гаутенга обнаружили под мостом в Труавилле сильно обгоревший труп Патрика Серфонтейна, 53 лет. По словам капитана Луи Дюплесси, вначале беднягу, очевидно, сильно избили, а затем надели ему на шею горящую автопокрышку. Опознали покойного по удостоверению личности гражданина ЮАР, обнаруженному на месте преступления. Заведено уголовное дело по факту убийства; свидетелей просят обращаться в полицию».
— А вот мой снимок, — говорит Дейв.
С газетной вырезки на меня смотрит жуткая маска. Почерневшее лицо, отслоившаяся кожа, отвисшие губы… Как будто он провел свой отпуск в Помпеях.
«Ежедневная правда», 24 марта 2011 г.
Криминальная хроника с Мандлакази Мабусо
«Он был бездомным, бродягой, человеком… Какие-то подонки сожгли его заживо. Я ничего от вас не скрываю. Патрик Серфонтейн жил под мостом Труавилль в картонной коробке до тех пор, пока какие-то цоци не избили его и не надели ему на шею горящую покрышку. Убийц так и не нашли; они разгуливают на свободе, потому что, как всегда, никто ничего не видел. Лицо бедняги настолько обгорело, что невозможно было провести опознание. Среди жалких пожитков покойного, в старой магазинной тележке, полицейские нашли удостоверение личности. Что стоит за зверским убийством? Судя по всему, у полиции пока нет версий… Неужели мы снова столкнулись с серийным убийцей вроде Мозеса Ситоле?
Другие страшные события за вчерашний день. К плотине в Вентесдорпе прибило труп девятилетнего мальчика, которого считали пропавшим без вести. Какое утешение для его родителей — сына все-таки нашли! Многие пропавшие в нашем городе так и не находятся. Не правда ли, грустно, люди?»
Остальное оторвано. Я недоуменно смотрю на Дейва.
— Классный репортаж!
Дейв пожимает плечами:
— Я только фотографировал.
— Куда подевалось его животное?
— Не у всех бездомных и маргиналов обязательно имеется животное… А что?
— У меня подозрение насчет Патрика Серфонтейна… Скажем, так. Его гибель совпала со странным посланием, которое я получила по электронной почте. Скажите, а есть ли его снимки, сделанные, пока он был еще жив?
— Только с удостоверения личности. Я скопировал для вас фото у Мандлакази. Она говорит, если мы раскопаем что-нибудь стоящее, статья пойдет под ее именем. Если хотите, вас тоже упомянут как «внесшую ценный вклад».
— Не знаю, уместно ли тут слово «ценный», — мрачно говорю я.
— Куда мы едем?
— Сфотографировать еще один труп, который совпадает по времени с другим посланием.
У меня на приборной панели лежит красный акриловый ноготь, который я подобрала в сточной канаве на Кутцие-стрит. Нить, которая ведет от него, черная, обгорелая, но еще вполне различимая, если только сновидение о желтых песчаных дюнах верно намекает на то, с какого места начинать поиски.
— Какой-то киллер посылает вам электронные письма? Вы с ним лично знакомы? — оживляется Дейв. — Может, он ваш недоброжелатель? Маньяки часто так поступают…
— Ни с каким киллером я не знакома. По-моему, послания присылают мне жертвы.
— Но ведь они мертвы?
— Вот именно.
— Ладно, все равно. — Ссутулившись, Дейв начинает настраивать камеру.
Я еду на юг, к терриконам — зеленовато-желтым холмам, поливаемым дождями, продуваемым всеми ветрами. За много лет после того, как золотодобывающие компании закончили выработку и несколько раз просеяли почву, отыскивая крупинки драгоценного металла, холмы поросли жесткой травой и эвкалиптами. Йоханнесбург часто называют «Иголи», то есть «город золота». Похоже, город пожирает сам себя.
Я поворачиваю с шоссе на грунтовую дорогу, поросшую кривыми деревцами, и проезжаю ровно три километра восемьсот метров. Расстояние я отмерила еще в прошлый раз, на обратном пути. Мы вылезаем из машины; злобный, хотя и несильный порыв ветра взметает вверх фонтанчики желтого песка. Тревожно шелестят листья на деревьях. Я стягиваю с заднего сиденья толстое одеяло и бросаю его на ограду из колючей проволоки. После того как я порвала джинсы — заметила дыру и кровь на ноге не сразу, только дома, — я подготовилась как следует.
— Там ведь охраняемая территория, посторонним вход воспрещен! — говорит Дейв, когда я поднимаю над оградой Ленивца.
— Не волнуйтесь. Я уже побывала здесь. Во второй раз уже не считается. — Красный ноготь я осторожно зажимаю в кулаке. Нить утолщается. Мы близко.
Мы карабкаемся по склону; при каждом шаге ноги до лодыжек увязают в мелком золотистом песке. Здесь нет деревьев, и ветер сильнее. Он кидает песок нам в лица; песчаные воронки обжигают кожу. Я прикрываю Ленивца капюшоном толстовки, но он его почти не защищает. Ленивец прячет морду у меня на шее и зажмуривается.
— Черт! — кричит Дейв. — У меня нет подходящего фильтра для объектива!
— Мы уже пришли… — Я надеялась, что во второй раз будет полегче. Но изнутри, как и тогда, поднимается волна тошноты и ужаса. Дейв механически поднимает камеру и тут же опускает ее, так и не сделав снимка.
— Как вы… это нашли?
— Оно само нашло меня.
На песке распростерто тело — непонятно, девочки или мальчика. Невидящие глаза смотрят в небо. В каждой складке и впадине тела песок: согнутая ладонь, приставленная к щеке, как будто жертва собирала в нее слезы, изрезана ножом. Глубокие порезы на плечах, ногах, голове. Кроваво-красные акриловые ногти поломаны — видимо, жертва пыталась сопротивляться… Кроваво-красные ногти в блестках почти такие же, как туфли…
Дейв то разевает рот, то закрывает его, как рыба, вытащенная из воды. Что тут скажешь? Он прячется за объективом. Ножевые раны зияют, словно красные пасти… Изрезать человека ножом до смерти нелегко — спросите у хуту. [28] Все, кто убивает людей холодным оружием, как правило, большие энтузиасты своего дела…
— Вы заметили, что кое-чего не хватает? — спрашиваю я, когда Дейв ненадолго отвлекается, чтобы поменять карту памяти.
— Н-нет, не заметил… А что, чего-то не хватает? Погодите… Крови не так много. Значит, ее, возможно, убили в другом месте.