– Я буду судить ваше соревнование.
– Конечно, милорд, – кивнул я.
– Я очень постараюсь судить справедливо, сэр Эйбел. Для меня это вопрос чести.
– Я понимаю, милорд.
– Можете идти. – Бил вздохнул. Когда я уже выходил из шатра, он тихо добавил: – И все же я надеюсь, что победит сэр Гарваон.
Во сне, приснившемся мне тем утром, я был (против обыкновения) самим собой, только совсем маленьким мальчиком, еще младше, чем был по выходе из пещеры Парки. Я сидел в маленькой лодке и греб вверх по Гриффину. Бертольд Храбрый стоял на берегу и смотрел на меня, а Сетр плыл рядом, выбрасывая фонтаны воды и клубы пара, точно кит. Выше по течению меня ждала мать. Довольно скоро Бертольд Храбрый остался позади, и я увидел лицо матери в зарослях ивняка и боярышника – красивое, улыбающееся, в венке из боярышниковых цветов. Но лодка плыла все дальше по извилистой реке, и, когда заросли боярышника остались позади, мать больше не появлялась. Время от времени я мельком видел впереди каменного грифона, из клюва которого бил источник, дающий начало Гриффину. Я попытался подплыть к нему, но внезапно очутился у отверстия трубы из толстого зеленого стекла.
В следующее мгновение я оказался верхом на сером боевом коне, в руке у меня была короткая пика с трепещущим на ветру вымпелом. Передо мной возвышался каменный грифон размером с гору и тверже камня. Я воинственно потряс взятой наперевес пикой, и секунду спустя грифон проглотил меня.
Я проснулся после полудня, зевнул и потянулся, вспоминая лицо матери среди листьев ивняка и цветов боярышника, прекрасное юное лицо. И хотя я еще не совсем проснулся, глубокая печаль охватила меня.
Она была совсем молодой, немногим старше Ша, когда ушла.
– Вы пробудились вовремя. Надеюсь, вы хорошо спали? – Мани сидел в изножье моей постели, умывая мордочку лапами.
Я снова зевнул.
– Я думал, ты с Идн.
– Ваш пес хотел пойти поклянчить еды. Поскольку ее светлость накормила меня до отвала, он доверил мне свой пост.
Я спустил ноги с раскладушки.
– Я рад, что вы начали общаться между собой.
– О, мы прекрасно понимаем друг друга. Он питает ко мне отвращение, а я отвечаю ему взаимностью. Несомненно, мы оба правы.
– Ты разговаривал с Идн.
Глаза Мани (прекрасные глаза, словно горящие зеленым пламенем) чуть округлились.
– Откуда вы знаете?
– А что, это секрет?
– Ну, она должна была держать язык за зубами. Я взял с нее слово.
Я нашел свою одежду, положил вещи на постель и внимательно осмотрел шатер Гарваона, убедиться, что мы с Мани находимся там одни.
– Она проболталась своему отцу, а он доложил вам обо мне. Так?
– Нет. – Я завязал тесемки нижнего белья и взял пару свежих чулков. – Она рассказала отцу вещи, которые слышала от тебя, и он пытался выяснить, откуда она это узнала.
– О. – Мани потянулся, плавно помахивая хвостом. – Вы ему сказали?
– Нет.
– Вероятно, оно к лучшему. Вы не возражаете, если я немного подеру когтями ваше одеяло?
– Только не порви.
– Хорошо.
Мани принялся драть одеяло. У него были длинные, острые черные когти.
– Это прозвучит довольно глупо, но я не ожидал, что ты станешь разговаривать с кем-то, кроме меня.
– Поскольку ваш пес не разговаривает? – Мани зевнул. – Он тоже может, просто не хочет. Вы сердитесь на меня за то, что я разговаривал с ее светлостью? Вы же не запрещали мне.
– Я… нет.
– Я сказал леди, что вы мой хозяин. – Он ухмыльнулся. – И сказал много других лестных слов о вас. Она и без того в восторге от вас и слушала меня, затаив дыхание.
– Полагаю, я должен поблагодарить тебя.
– В этом нет необходимости. Мне на роду написано терпеть людскую неблагодарность, и я уже привык.
Я застегнул ремень и всунул ноги в сапоги, прежде чем заговорить снова.
– Я постараюсь выразить свою благодарность более ощутимым образом, но на это потребуется время.
– Вы можете разрешить мне и впредь разговаривать с Идн. В противном случае мне придется избегать ее, и порой это будет выглядеть неловко.
Я наставил палец на аккуратный черный нос Мани.
– Ты прекрасно знаешь, что будешь разговаривать с ней, даже если я запрещу.
– Мне все равно придется, разве не так? Я имею в виду, если леди прижмет меня к стенке. Она скажет: «Я отлично знаю, что ты умеешь говорить, Мани, и если ты не хочешь разговаривать со мной, я велю отцовским лучникам использовать тебя в качестве мишени». Тогда я возоплю: «О миледи, пощадите!» Вот и все дела.
– Ладно, – решил я, – ты можешь разговаривать с ней, когда поблизости никого нет. Кроме меня. Ты можешь разговаривать с ней при мне или при Гильфе.
– Милорд. – Мани насмешливо поклонился.
– Не делай так. Это напоминает мне об Ури и Баки, а мне не нравится, когда они так держатся.
– Ваша воля для меня закон, о повелитель.
Я понимал, что Мани пытается разозлить меня, но с трудом сдержал смех.
– А теперь не отплатишь ли ты мне любезностью за любезность, ответив на несколько вопросов?
– На какие угодно, о божественнейший из повелителей.
– Ты как-то сказал мне, что родом не из Эльфриса. Ты по-прежнему утверждаешь это?
– Совершенно верно.
– Значит, ты родом из Ская?
– Боюсь, нет. – Мани принялся вылизывать правую переднюю лапу на удивление маленьким и аккуратным розовым язычком, никак не вязавшимся с широкой, покрытой шрамами мордой. – Не проще ли спросить, из какого мира я родом?
– Тогда я спрашиваю. – Я принялся натягивать на себя кольчугу.
– Позвольте поинтересоваться, из чистого любопытства, не в этом ли наряде вы собираетесь выйти на состязание с сэром Гарваоном?
– Да. Именно в этом.
– А что, собственно… впрочем, ладно. Вернемся к теме. Я родился здесь, в Митгартре, хотя пару раз побывал в Эльфрисе. Теперь вы собираетесь спросить, почему я умею разговаривать. Я не знаю. Некоторые из нас умеют, хотя очень и очень немногие. Даже некоторые собаки умеют, но не все люди понимают нас. Моя прежняя хозяйка умела наделять всех и вся способностью разговаривать и наделила таковой меня.
– Ты говоришь, что Гильф тоже родился здесь.
Один из воинов всунул голову в шатер: