– Посмотрел сценарий и отказался.
– Ну и дурак, – вынес вердикт Скопцов. – Бабки же платят! У них тут денег куры не клюют, они ими сорят направо и налево – знай себе подбирай!
– Вот и занялся бы, – посоветовал Андрей.
На секунду подняв взгляд, чтобы проверить, какой эффект произвело это предложение, он слегка оторопел. На многое рассчитывать не приходилось, поскольку Скопцов славился своей толстокожестью, но пущенная Андреем наугад стрела, кажется, нащупала микроскопическую трещинку в неуязвимой броне его самодовольного нахальства и угодила, что называется, не в бровь, а в глаз.
– С этими козлами каши не сваришь, – проворчал Скопцов и злобно сверкнул темными стеклами очков. – Тупые, как… как я не знаю кто! Их прямо в золотые россыпи носом тычут, а они морду воротят: неформат!
– То есть тебя на это шоу взять отказались, – подлил масла в огонь Липский.
– Да оно мне даром не нужно! Так, хотел подкинуть им кое-какую информашку как раз по теме…
Андрей почел за благо промолчать, хотя впервые с начала разговора испытал что-то вроде вялого любопытства. Скопцов был до крайности неприятным типом, но имел одно достоинство, заключавшееся в феноменальном чутье на жареные новости. В его профессии без такого чутья делать нечего, но у Глиста оно было развито просто фантастически. Выпытывать подробности было бесполезно: Скопцов неминуемо начал бы ломаться и напускать туману, набивая цену. Умнее было подождать, демонстрируя полное равнодушие и стремление как можно скорее закончить разговор. Среди многочисленных изъянов Федора Скопцова значилось и безудержное хвастовство. Начав хвалить себя, он уже не мог остановиться, и задача Андрея в данный момент сводилась к одному: потерпеть и дождаться, когда он начнет.
При иных обстоятельствах информация, на которую намекал фотограф, вряд ли заинтересовала бы Андрея: Глист специализировался на скандальных фоторепортажах из жизни московского бомонда, каковая жизнь интересовала журналиста Липского не больше, чем копошение опарышей на дне выгребной ямы. Но Скопцов упомянул, что располагает информацией по теме завтрашнего ток-шоу, а темой завтрашнего ток-шоу была разворачивающаяся в стране антикоррупционная кампания. Причины, по которым Андрей Липский считал предстоящее обсуждение балаганом, недостойным своего участия, касались только его одного; это не значило, что данная тема его не интересует, а сведения, на которые намекал Скопцов, могли оказаться по-настоящему сенсационными или, как минимум, любопытными.
– По какой еще теме, – придвигая к себе тарелку с эскалопом, небрежно отмахнулся Андрей. – Что-то я не слышал, чтобы в ближайшее время тут собирались снять передачу, посвященную сравнительному анализу голых ягодиц и молочных желез звезд шоу-бизнеса.
Скопцов не проглотил наживку, ответив на это провокационное заявление лишь кривой, исполненной чувства собственного превосходства улыбочкой.
– Много ты понимаешь, – пренебрежительно обронил он. – Скажи-ка лучше, твоя Марта еще не оставила адвокатскую практику?
– Она давно не моя, – напомнил Андрей. – Ты должен быть в курсе, ведь это ты разместил наши фотографии на крыльце ЗАГСА, где мы разводились, в Интернете – насколько я понимаю, после того, как их отказались купить бульварные газеты.
– Да, – невозмутимо кивнул фотограф, – было дело. Что еще раз доказывает: ты дурак, что отказался лишний раз засветиться по ящику. Никто тебя не знает, а известность – это живые бабки. Так что насчет Марты – она до сих пор практикует?
– Практикует, – подтвердил Андрей. – И ты об этом прекрасно знаешь. Потому что, как ни прискорбно это констатировать, кормит вас одно и то же: чужие неприятности. А рыбак рыбака видит издалека.
– Моралист, – хмыкнул Скопцов. – Откуда у тебя деньги, моралист? При твоей профессии на высоких принципах морали и нравственности не разбогатеешь, а ты неплохо упакован.
«Так я тебе и сказал», – подумал Андрей, чувствуя себя слегка задетым: что ни говори, а его сегодняшнее материальное благополучие зижделось на том, что российское законодательство однозначно трактует как преступление. И то обстоятельство, что нынче, как и во все времена, разбогатеть, не преступая закон хотя бы в мелочах, невозможно, в данной ситуации не могло служить ни утешением, ни оправданием: упрекнули-то его не в том, что богат, а в том, что, обзаведясь солидным банковским счетом, продолжает размахивать своей принципиальностью.
– Короче, – резче, чем ему хотелось бы, произнес Андрей, – чего тебе надобно, старче?
– Засудить одних козлов, – без дальнейших экивоков прямо и открыто сообщил Глист. – За покушение на честь и достоинство российского гражданина, выразившееся в словесных оскорблениях и рукоприкладстве. А также за ущемление свободы слова.
– Обычный гражданский иск, – мысленно хмыкнув, сказал Андрей. При этом воображение мигом нарисовало ему стандартную картинку: два дюжих охранника берут свободного фотохудожника Соколова-Никольского за штаны на территории чьего-то загородного поместья и пинками выпроваживают за ворота. – Правда, с минимальными шансами на удовлетворение.
– Твоя Марта и не такие дела выигрывала, – напомнил Скопцов.
– Это верно. За чем же дело стало? Она ни от кого не прячется, адрес ее конторы и рабочие телефоны есть в любом справочнике, не говоря уже об Интернете. Если ты в себе уверен – вперед! Я-то тебе зачем?
– Берет она дороговато, – пожаловался Глист.
– Тоже верно, – без тени сочувствия подтвердил Андрей. – Это не новость. Согласись, уж кто-кто, а она свои гонорары отрабатывает сполна.
Ему уже все было ясно, и он горько сожалел, что не бросил поднос и не убежал сразу же, как только увидел, кто его окликнул.
– Может, замолвишь словечко? – отбросив дипломатию, перешел в решительное наступление Скопцов.
– С какого перепугу? – не менее решительно нанес встречный удар Андрей. – Мы в Москве, если ты помнишь. Здесь бесплатно никто не работает.
– С бабками у меня сейчас туго, – признался Глист. – Зато, если выиграем этот процесс, я буду в шоколаде. Это настоящее золотое дно, а эти суки понаставили кругом охраны… Это бомба, Андрюха! Если хочешь, возьму тебя в долю, надо только туда прорваться…
– Какая доля, – отмахнулся Андрей, – куда прорваться? Я чужим грязным бельем не интересуюсь – извини, конечно, но специальности у нас с торбой разные.
– Ты, Зин, на грубость нарываешься и все обидеть норовишь, – со вздохом продекламировал Скопцов и с деланой неохотой потащил через голову ремень фотоаппарата. – Значит, говоришь, грязное белье? Специальность у тебя, говоришь, другая? – Приговаривая так, он играл кнопками в поисках нужного кадра, заставляя камеру тихонечко попискивать. – Интересно, что ты на это скажешь? – вопросил он, с торжествующим видом протянув фотоаппарат Андрею.
Липский взглянул. На квадратном жидкокристаллическом дисплее виднелись два человека в броской униформе спасательной службы, грузившие в кузов микроавтобуса «скорой помощи» носилки, на которых лежал какой-то мужчина в песочного цвета полотняном костюме. Наружность у этого гражданина была примечательная, артистическая – длинные, до плеч, вороные волосы, тараканьи усы с лихо закрученными кончиками и остроконечная бородка-эспаньолка.