Сырая осенняя ночь родила блеклую луну. Ветер то затихал, то кружил по буеракам и предместью, обрывая уже не крепко держащиеся листья с ветвей и пиная ветхие заборы. Время от времени с отчаянностью подгулявшего безбожника ветер налетал на дверь кладбищенской церквушки, и тогда человек, стоящий на коленях перед иконостасом, нервно вздрагивал, оглядывался, а затем снова начинал истово бить поклоны.
Он был маленького роста, тщедушен и благообразен. Но в его больших выпуклых глазах, вместо должного благочестия и отрешенности, горел фанатический огонь страдальца за веру, творящего последнюю молитву перед тем как взойти на эшафот. Наполовину сгоревшие свечи тревожно мерцали, не в силах разогнать мрак, окружавший коленопреклоненного человека. Казалось, что суровые лики святых ожили и гневно гримасничают, пока еще не в состоянии вырваться из-под слоя бесцветного лака, покрывающего изображения, чтобы наконец обрести свободу и разомкнуть уста.
Но вот странный богомолец поднялся, взял сумку на длинном ремне, которая лежала возле аналоя, и, еще раз перекрестившись, направился к выходу. Видимо, сомнения и терзания оставили его, и он шел уверенной походкой человека имеющего конкретную цель, ради которой можно пожертвовать даже жизнью.
Кладбище было старым, заросшим деревьями и кустарниками. Фигурные православные кресты эпохи "развитого" социализма из дерева и металла соседствовали с каменными дореволюционными склепами и гипсовыми надгробьями периода застоя, уже тронутыми разрушительной силой времени; кое-где – в основном в центральной, престижной, части погоста – высились солидные монументы из гранита и мрамора, сооруженные "новыми" русскими. Полная луна уже вошла в силу и ее таинственное сияние, немного притушенное туманной дымкой ночных испарений, порождало тени самых разнообразных и причудливых очертаний. Не утихающий ветер тоже вносил свою лепту в фантасмагорическую картину, представшую перед глазами человека, который направился вглубь кладбища, старательно избегая мест, освещенных лунным светом. Похоже, его решительность несколько поколебалась под впечатлением увиденного, однако он продолжал пробираться среди надгробий к одному ему известному пункту с упрямством отчаявшегося, лишь время от времени крестясь и бормоча молитвы.
Наконец человек, который до этого шел, пригнувшись, и вовсе встал на четвереньки. Теперь он продвигался вперед со скоростью улитки, смешно виляя тощим задом. Его глаза были прикованы к странному свечению, исходившему из небольшой рощицы, образованной березовой порослью. Когда-то там находился старый погост, а ныне на месте могильных холмиков образовались ложбинки, поросшие травой. И только в глубине зарослей, где высились столетние дубы вперемежку с не менее старыми березами, белело пятно ровной поляны почти круглой формы. В ее центре торчало, словно гнилой зуб, похожее на скифскую каменную бабу изваяние, обезображенное веками, а возможно и тысячелетиями. Трудно сказать, как языческий идол попал на православное кладбище; скорее всего в старину на этом месте находилось капище какого-нибудь кровожадного бога, а те, кто начинали обустраивать скорбное место, не смогли убрать неподъемную каменную глыбу.
Человек заполз под куст и затаился. Его лихорадочно блестевшие глаза были прикованы к поляне, где происходило какое-то странное и таинственное действо. Несмотря на поздний час возле изваяния – а вернее, возле того, что от него осталось – кружком стояли люди. В полном безмолвии они наблюдали за абсолютно обнаженной девушкой и мрачным типом с физиономией киношного злодея. Он был высок, угловат и держался неестественно прямо – будто дрын проглотил. Одеждой ему служила длинная черная рубаха наподобие поповской рясы с нарисованными на ней белой краской каббалистическими символами.
Девушка лежала на импровизированном ложе из ящиков, застеленном алым бархатом. Ее остановившийся взгляд был прикован к звездному небу. Видимо, девушку вовсе не пугал длинный нож в руках зловещего черноризца. Похоже, она находилась в наркотическом ступоре или была загипнотизирована. Их окружало огненное кольцо из толстых ароматических свечей, испускающих тяжелый, вовсе не восковый запах.
Тем временем одетый в черное тип медленно поднял нож вверх, будто намеревался вонзить его в беспомощную, ничего не соображающую девушку. Притаившийся под кустом человек нервно всхлипнул и начал торопливо шарить в сумке, которую он принес с собой. То, что он достал из нее, совершенно не вязалось с его обликом богобоязненного святоши – человек держал в руках связку динамитных патронов. Не отрывая взгляд от зловещего типа с ножом, он вынул из кармана зажигалку и начал торопливо и безуспешно чиркать колесиком по кремню, чтобы поджечь бикфордов шнур, торчащий как плодоножка дьявольского плода.
Обоюдоострый сверкающий клинок медленно пошел вниз. До человека, продолжающего сражаться с непокорной зажигалкой, донесся общий вздох собравшихся на сатанинский шабаш: нож коснулся нежной кожи девушки как раз между двух остроконечных холмиков груди и неторопливо начал спускаться к пупку, оставляя за собой кровоточащую черту. Жертва даже не вздрогнула; казалось, что на рытом бархате лежит не живое существо, а восковая кукла. И тем не менее девушка мерно дышала, а в ее широко распахнутых глазах мерцали искорки сознания, каким-то непонятным колдовским образом замороженным до полного бесчувствия.
При виде такого изуверского ритуала набожный террорист или мститель – трудно сказать, какие соображения подвигли его на изготовление бомбы – коротко и тихо застонал и с еще большим рвением начал терзать видавшую виды бензиновую зажигалку.
Но довести свой кровожадный замысел до логического завершения он не успел…
Выстрелы взорвали благостную кладбищенскую тишину, раздробив ее на десятки вопящих на все голоса осколков. Человек, уронивший от неожиданности свою адскую машину, как завороженный смотрел на поляну, где творился сущий бедлам. Собравшиеся на черную мессу сначала сбились в кучу, а затем начали разбегаться, чтобы уйти от разящего огня неизвестного стрелка. А он свое дело знал досконально – все пули ложились точно в цель. Первым упал, будто сломался в пояснице, зловещий черноризец. За ним пришла очередь и других. Несмотря на переполох, снайпер бил на выбор, как в тире. За каких-то пять-шесть секунд он сделал три прицельных выстрела и трое участников черной мессы упали возле своего фетиша, древнего каменного истукана. Набожный защитник православной веры, глядя на эту кровавую жатву, бессмысленно скалил большие редкие зубы – то ли смеялся, торжествуя, то ли от испуга.
Поляна опустела, но стрельба продолжалась. Только теперь выстрелы слышались издалека, из-за пределов погоста. Притаившийся под кустом человек услышал топот многочисленных ног; какие-то люди ломились в сторону поляны, не выбирая дороги.
Богомолец-террорист не стал ждать дальнейшего развития событий: не поднимаясь на ровные ноги, он побежал на карачках куда глаза глядят – лишь бы подальше от места кровавой бойни. Впопыхах человек забыл и сумку, и динамит, не говоря уже о неисправной зажигалке.