Дорожки между могил оказались ухоженными и посыпанными крупнозернистым речным песком. Только крохотная площадь перед церковью и центральная аллея были заасфальтированы.
Клевахин шел почти наобум, практически не руководствуясь бестолковыми объяснениями Тюлькина.
Старинное кладбище впечатляло размерами и какой-то удивительной святостью, тронувшей даже зачерствевшую душу майора. Обычно крикливое воронье, сбитое в стаи, пролетало над головой бесплотными и беззвучными тенями. Но возможно Клевахин ошибался и дело было вовсе не в святости погоста, а в той трагедии, что разыгралась здесь ночью.
Первым, кого встретил майор в этом тихом и скорбном месте, был Атарбеков. Он бродил между могил, как призрак отца Гамлета, что-то бормоча себе под нос, и по своему обычаю часто-часто кивая головой, будто одобряя собственные мысли. Завидев Клевахина, он поторопился к нему навстречу.
– Рад возможности снова работать с вами, – сердечно сказал Атарбеков, пожимая руку майора.
– Взаимно, – широко улыбнулся Клевахин.
Следователь был невысокого роста, худощав, жилист и говорил с легким акцентом. Его живые черные глаза не знали ни секунды покоя, катаясь внутри глазниц ртутными шариками. -… Осмотр места происшествия произвели из рук вон плохо, – с досадой рассказывал Атарбеков. – Затоптали все, что только могли. Можно, конечно, пенять на ночное время, но какой осел додумался вызвать роту внутренних войск!? Чтобы хоть с какой-то пользой прочесать все эти кладбищенские заросли, нужно было "подвесить" вертолет с сильным прожектором, но на это ума не хватило.
Похоже, Атарбеков еще не знал, кто возглавлял выездную опергруппу, а потому возмущался горячо и вполне искренне, не боясь уязвить самолюбие не участвовавшего в осмотре кладбища Клевахина, а в перспективе и того самого "осла" – майор в интриганах не числился и держал язык на привязи.
Следователь привел майора к камню, где происходили основные события. Вытоптанная трава, какие-то ящики, темные пятна засохшей крови…
– Что они здесь среди ночи делали? – осторожно поинтересовался Клевахин.
У него уже была своя версия, но он хотел знать, что думает Атарбеков. Вернее, не что думает, а как относится к ночным событиям на кладбище городской официоз. Майор был уверен на все сто процентов, что Атарбекова назначили вести это дело вовсе не случайно.
– Не знаю, – так же осторожно ответил и следователь.
– А предположения? – не отставал майор.
– Сколько угодно, – нахмурился Атарбеков. – Например, справляли поминки по усопшему…
Понятно. Официальная версия вытанцовывается. Интересно, она будет в ходу только для прессы, или придется "лепить горбатого" и в расследовании?
– Но мы должны – обязаны! – раскрыть это преступление, – спохватился Атарбеков: он знал, что Штымпа на мякине не проведешь, а потому играть с ним в закулисные игры – себе дороже.
– Я так понимаю, нужно сосредоточиться на неизвестном снайпере… – глядя прямо в глаза следователю, сказал Клевахин.
– Именно, – взгляд Атарбекова потускнел, будто черный жар в глазах присыпали пеплом.
– Будем работать… – индифферентно промолвил майор, который только теперь до конца осознал во что он по милости Бузыкина вляпался.
Клевахин понял, что ему придется ходить буквально по лезвию ножа. Ни о каком "висяке" речи просто не должно быть. Местный бомонд – наверное, и не только – с него кожу сдерет, пока не получит ответ на вопрос, кто осмелился поднять руку на таких "уважаемых" членов общества. Но любая медаль имеет и оборотную сторону – Клевахин не сомневался, что ему будет предоставлено все необходимое для работы. И даже больше чем все.
– Темирхан Даудович, у меня просьба… – майор со вздохом окинул взглядом территорию кладбища.
– Слушаю, Николай Иванович, – остро прищурился Атарбеков – Нужно произвести более тщательный осмотр местности. Один или вдвоем с вами мы будем пахать здесь до новых веников. Поэтому предлагаю пригласить старшекурсников школы милиции. Для них полевая практика, а нам существенная профессиональная помощь.
– Вы считаете, можно еще что-то найти… кроме того, что удалось отыскать опергруппе? – Атарбеков смотрел хищно, словно готовый к охоте ястреб.
– Надеюсь, – сделал простодушную мину майор. – Кстати, у вас уже есть заключение экспертов по гильзам от оружия снайпера?
– Да. Они предполагают, что это СКС.
– Серьезная штука. И скорее всего оснащена прибором ночного видения.
– Похоже… – Атарбеков хотел сказать еще что-то, но тут подал голос его сотовый телефон.
"Круто…" – позавидовал Клевахин, глядя на изящную пластмассовую вещицу в руках следователя. Из вежливости он отошел на несколько шагов в сторону, и старательно делал вид, что не интересуется о чем идет разговор. Впрочем, Атарбеков говорил тихо и до майора долетали лишь отдельные слова. По тому как лицо следователя приобрело почтительное выражение, он понял, что Атарбеков беседует с какой-то важной шишкой.
– Извините, Николай Иванович, меня срочно вызывают… – Атарбеков был взволнован. – Так что вы тут без меня…
– Никаких проблем, – радуясь в душе, бодро ответил Клевахин – он очень не любил, когда во время работы ему дышали в затылок.
– А насчет курсантов считайте, что вопрос решен. Я договорюсь. Думаю, через час они будут здесь.
– Спасибо…
Атарбеков уехал. И конечно же не на раздолбанном милицейском "жигуленке" – новенький БМВ следователя был припаркован возле церкви.
"Живут же люди…" – невесело ухмыльнувшись, мельком подумал Клевахин. И тут же выбросил Атарбекова из головы – его ждала работа, которую он любил, хотя в этом даже сам себе не признавался.
День начался с неприятностей – в туалете сгорела лампочка и в кране не оказалось горячей воды. Конечно, все это не было трагедией, так как по утрам он обычно принимал холодный душ, а справлять нужду можно и с фонариком, но в груди вдруг появилась неприятная заноза – как старик уже знал, предвестник каких-то перемен, и скорее всего, не в лучшую сторону. Беззлобно ругнувшись, он включил электросамовар и, сняв пижаму, стал заниматься гимнастикой.
Трудно было даже предположить, глядя на его тело, что старику уже далеко за шестьдесят. Крепкий, рельефный от все еще хорошо растянутых мышц, торс, плоский живот без единой старческой складки, сильные худые ноги как у стайера и шершавая, но отнюдь не дряблая кожа, покрытая равномерным загаром.
Только лицо, изборожденное морщинами, и седой бобрик редеющих волос могли подсказать искушенному наблюдателю, что перед ним не зрелый, хорошо тренированный мужчина, а человек, активные годы жизни которого уже давно пошли под уклон.
Он начал заниматься силовыми упражнениями три года назад, когда переехал в город. До этого искусственно поддерживать свое физическое состояние в надлежащей форме необходимости не было: нелегкая жизнь егеря и таежного охотника расслабляться и сибаритствовать не позволяла.