Старлей, судя по его виду, был напуган до крайности.
– Что у тебя стряслось?! – спросил Клевахин – в таком незавидном состоянии он видел Тюлькина впервые.
– Мне хана, Николай Иванович… – у старлея зуб на зуб не попадал от волнения, а возможно и от страха.
– В каком смысле?
– В прямом. На меня открыли охоту. Сегодня утром пытались похитить. К счастью, мне здорово повезло… – Морщась, Тюлькин помассировал шею.
– И в чем заключалось твое везение?
– За мною пообещал заехать на своей тачке Берендеев. Я вышел из дому пораньше, а тут эти…Меня уже запихивали в машину, но тут подоспел капитан и начал стрелять. Я тем временем отбился…
– Хреново, парень… – Клевахин был озабочен и удручен.
Он совершенно не сомневался, что попытка похищения Тюлькина – дело рук боевиков Джангирова. Видимо, главный сатанист города так и не оставил надежд разыскать Лизавету и теперь хочет узнать ее местонахождение с использованием достаточно экзотических для города методов; по крайней мере, Клевахин с умыканием сотрудников уголовного розыска встретился впервые. Стрелять – стреляли, однако чтобы отважились на похищение – такого он не помнил.
Но они не успели обсудить сложившуюся ситуацию. В кабинет влетел злой, как черт, Берендеев.
– Ты! – он с обличающим видом ткнул пальцем в грудь Клевахина. – Темнила старый!
– Здорово, Берендеич, – невинно ухмыльнулся майор. – Ты чего обзываешься?
– Вот, посмотри на него! – капитан показал на пригорюнившегося Тюлькина. – Во что ты втравил парня?
Делаешь из него Мальчиша-Кибальчиша? Который не выдаст смертельную тайну старшего опера угро Штымпа даже под пытками.
– Это ты о похищении? Так ведь все обошлось.
– Ну ты даешь… – изумленно уставился на майора Берендеев. – Сегодня обошлось, а завтра? Что будет завтра?
– Что будет, то и будет… – буркнул Клевахин. – Мы работаем не в детском саду. А старлей – парень, что надо.
Он не из трусливого десятка.
– Ты ему кидаешь леща, или мне баки забиваешь? Так нечестно, Николай Иванович. Выкладывай все, что ты там накопал. Иначе мне придется ставить вопрос перед Бузыкиным.
– Напугал бабу… этим самым… – Майор раздраженно грохнул дверцей сейфа. – Иди себе, сокол ясный, и отрабатывай линию снайпера. И не ищи лишних приключений на свою задницу. А Тюлькину нужно поберечься – ходить со стволом и не ловить гав. Впрочем, я думаю, больше они к нему не сунутся.
– Я должен знать!..
– Не зарывайся, Колян! – перебил капитана Клевахин. – Ничего я тебе не должен. И не лезь туда, куда тебя не просят. Кто потом будет кормить твоих пацанов? Я тебя советовал, как другу: заглядывай в рот Бузыкину и стой во фрунт перед Атарбековым – может, все и обойдется. Неужто так хочешь ступить на мою тропу?
– Значит, ты все-таки продолжаешь заниматься "кладбищенским" делом, – задумчиво сказал Берендеев. – Тихой сапой. И неизвестно кто больше рискует – я или ты.
– Давай забудем этот разговор. Мы с тобою вместе не один пуд соли съели, так стоит ли горшки бить? Если что-нибудь ценное узнаю – будь спок, проинформирую. Надеюсь, ты не страдаешь повышенным профессиональным самолюбием?
– Мои страдания дальше пустого кошелька не распространяются, – пробурчал капитан. – Но ты, однако, гусь…
– Давай на этом и остановимся. Заклейми меня позором. Только желательно не на все управление.
– Где девушка? – вдруг резко спросил Берендеев.
– Это ты о ком? – невинно поинтересовался Клевахин, бросив быстрый взгляд на Тюлькина.
Но старлей, занятый пока еще свежими переживаниями, даже не дернулся – сидел, хмурый и отрешенный, углубившись в свои мысли.
– Об Елизавете Атановой. Которая сбежала с кладбища в чем мать родила. Только не делай вид, что забыл. В ее поисках ты весь город перевернул вверх тормашками.
– А-а… Почему забыл? Девушку помню. А вот фамилию… – Майор развел руками, стараясь, чтобы на его лице не отразились взвихренные неожиданным вопросом мысли.
– Ваньку валяешь… – окрысился Берендеев. – Ладно, что с тебя возьмешь. Я все сам раскопаю.
– У меня на этот счет нет никаких сомнений, – миролюбиво сказал Клевахин. – Ты ведь настоящий профи, Колян.
– Твоими бы устами да мед пить…
– Но у меня есть просьба… – Майор посуровел. – Поскольку сейчас начальником Тюлькина являешься ты, отправь его куда-нибудь подальше от города. С соблюдением строжайшей конспирации. Причину командировки найти не сложно, сам знаешь. Придумай что-нибудь эдакое…
– Понял. Придумаю. Но теперь я остаюсь без помощника… – Он посмотрел долгим взглядом прямо в глаза Клевахину.
Они поняли друг друга без слов. Майор лишь слегка кивнул, а капитан прикусил губу – чтобы не ляпнуть лишнее. И оба, как по команде, многозначительно улыбнулись.
Жизнь остановила свой бег. Она погрузилась в летаргический сон прямо на асфальте – там, где умерла Ирина Александровна. Все вокруг окрасилось в серый цвет безнадежности, и Егор Павлович вдруг почувствовал себя столетним старцем, абсолютной развалиной с атрофированными желаниями и немощным телом.
Ни машину, совершившую наезд, ни убийц конечно же так и не нашли. Впрочем, старик от родной милиции иного и не ждал. Потому что он узнал одного из сидевших в импортной легковушке. Это был тот самый крепыш, который приходил вместе с директором фирмы "Абрис" Кирюхиным и юрисконсультом Опришко.
Можно было, конечно, сообщить следователю о своем невольном открытии, но наученный горьким егерским опытом Егор Павлович был уверен, что у всех пассажиров авто есть надежное алиби, а его показания сочтут склеротическим бредом травмированного при наезде старика.
Квартиру актрисы горисполком вскоре продал тому же "Абрису" – у Велиховых не оказалось близких родственников, а дальних не стали искать. Если они и были, то их все равно даже не пригласили на похороны. Все расходы, связанные с ритуальной процедурой, взял на себя театр, где когда-то работали супруги, и еще несколько неизвестных спонсоров. Похоже, заинтересованные лица решили пышной похоронной процессией успокоить общественное мнение, и так наэлектризованное хамским отношением властей к известным в свое время людям: совсем недавно выбросился из окна ветеран труда, орденоносец и лауреат всевозможных премий, которого лишили каких-то льгот, а буквально за неделю до смерти актрисы покончил жизнь самоубийством директор филармонии, очень уважаемый в городе человек – его "съел" зам, ставленник губернатора, ударившийся во все тяжкие, лишь бы получить заветное кресло.
Старик на похороны не пошел. Он ждал процессию на кладбище, спрятавшись за деревьями. Когда наконец гроб с телом Ирины Александровны предали земле и людей увезли в ресторан, где устроили поминки, Егор Павлович подошел к могиле, положил венок из белых роз, а затем упал на могильный холмик и пролежал в полной неподвижности, будто мертвый, остаток дня и всю ночь. Поначалу он беззвучно плакал, а когда слезы иссякли, судорожно сцепил зубы и начал тихо стонать. Поутру старик встал и на негнущихся ногах пошел к выходу из кладбища. Встретивший Егора Павловича священник, случайно поймав его взгляд, втихомолку перекрестился – за ночь глаза старика превратились в бездонные колодцы, на дне которых горели дьявольские огни.