Фролов, заметивший выход вдовы и ее детей из ворот, не рискнул идти им навстречу. Он юркнул в кусты и просидел так, пока они не прошли мимо. Убедившись, что угроза миновала, он заспешил к кладбищу, в одной руке нес картонные ботинки, в другой – бумажный пакет с лекарствами.
Вдова уже перед самым шлагбаумом с часовым, который недовольно поглядывал на часы, поскольку до наступления комендантского часа оставалось не так уж и много, все же обернулась. Она увидела входящего в ворота «Марэка».
– Вон он! – крикнула она, указывая рукой.
Это было так эмоционально, что брат с сестрой тоже оглянулись, но их взорам уже открылись пустые кладбищенские ворота. Фролов растворился среди кладбищенской сирени.
Часовой с сочувствием посмотрел на безутешную вдову, она придерживала траурную вуаль и вытирала слезы батистовым платочком.
Илья осторожно вошел в часовню, тут же присел. Внутри горели лампадки, и можно было бы заметить из городка человеческий силуэт внутри. Он постучал условленным стуком в каменную плиту. Осторожный Фролов сам позвал:
– Аверьяныч, это я.
– Слава тебе, Господи, – донеслось из-под земли. – Я тут такого натерпелся, что и в лагере не снилось. Снимай плиту.
– Михаил как?
– Плох…
Фролов уверенно протянул руку к тому месту, где оставлял лом, но того там не оказалось.
– Лом где?
– А я почем знаю? Ты ж его ставил. Тут вдова с детьми приходила. Видать, переставили.
Фролов тут же припомнил, что вдова и ее дети возвращались с кладбища с пустыми руками.
– Значит, где-то поблизости поставили.
Через четверть часа поисков в сгустившихся сумерках ему удалось-таки отыскать кладбищенский инструмент на ощупь – лом звякнул о камни в густой траве.
– Есть. Нашел. Пособи снизу.
Фролов подцепил кольцо ломом, Кузьмич подналег снизу. Плита отошла. Илья первым делом передал лекарства Аверьяновичу и только потом спустился. Плиту поставили на место, зажгли свечку.
– Ну что, давай нашего командира лечить? – Фролов прислушался к частому неровному дыханию Михаила.
– Нет уж, давай сперва гроб в нишу поставим, – возразил Кузьмич. – Если сюда сверху заглянут, то еще затаиться по нишам можно. А уж так, – он показал на гроб с покойником, – возьмут с поличным. Если б кто моего покойного отца выкопал и раздел, я б того самолично задушил бы.
Гроб с покойником поставили в нишу… Фролов сказал виновато:
– Мертвецам не холодно. А мне твой пиджак и брюки еще послужат. Извини. Надеюсь, кого-нибудь из твоих родственников не скоро сюда доставят. Долгих им лет жизни. Мы раньше из Польши выберемся.
Крышку приладили точно в пазы, даже гвозди слегка наживили, постучав по ним обломком кирпича. Свечка перекочевала в нишу. Кузьмич выглядывал из-за нее. Илья оголил плечо Михаилу, промыл рану перекисью. Прохоров застонал.
– Потерпи, немного пощиплет.
В склепе запах лекарств уже победил запах тлена. Рану и присыпали стрептоцидом, и помазали мазью, слегка перебинтовали. Илья перебирал в ладонях бумажные пакетики с порошками.
– А вот и снотворное, – отыскал он нужные.
Кузьмич разжал Прохорову челюсти, влил в них воду из эсэсовской фляжки. Михаил закашлялся, открыл глаза, но, кажется, ничего не понял, никого не узнал.
– Это поможет, спать будешь… – Илья хотел добавить «как убитый», но тут же почувствовал неуместность этого выражения в сложившейся ситуации, а потому сказал: – …как младенец.
– Хорошо бы, – усмехнулся Кузьмич.
Трудный день подошел к концу. Предстояло пережить еще два, и можно было выбираться наружу. Массированные поиски беглецов к этому времени уже должны были свернуть.
К утру Прохоров пришел в себя и больше не проваливался в небытие, а это обнадеживало. Запас сухарей и остатки воды закончились к вечеру следующего дня. До этого в часовню успела наведаться вдова. Правда, в сопровождении родственников она уже не буйствовала, лишь легла крестом на плиту и тихо прошептала в щель:
– Марэк…
Самой большой проблемой, как ни странно, оказалось справить нужду, но и тут отыскался выход. Пол склепа был не из бетона, а земляной. Просто выкопали ножом яму и понемногу засыпали ее землей.
Постепенно слабел дневной свет в щели между плитой и полом. Наконец он исчез.
– Пора, – сказал Прохоров.
– На дорожку присесть надо, – предложил Кузьмич, но тут же сообразил, что склеп не лучшее для этого место, просто за три дня он так привык к его четырем стенам, что воспринимал их как нормальное жилье.
Лампадки уже оказались погашены. Ароматное масло для них во время войны непозволительная роскошь. Илья размял затекшее за время сидения в подполье тело, взялся за лом.
– Ну, прощайте, покойнички, извините, если что не так вышло. И спасибо за приют.
Прохоров, не одобрявший мистические настроения, на этот раз промолчал. Хоть и был он материалистом, но вину за то, что потревожили покой мертвых, все же чувствовал. Особенно было жаль ему вдову покойного.
– Как убивается, бедняжка, – вздохнул он. – Хороший, видать, человек был, если жена его сильно любит и после смерти. О нас бы так кто…
– Типун тебе на язык, командир, – отозвался Фролов. – Мы еще и поживем, и повоюем, и на твоей свадьбе спляшем.
– И до Берлина дойдем, до самого фашистского логова, – подтвердил Михаил. – Вот тогда и о свадьбе можно будет подумать.
Кузьмич шел по кладбищенской аллейке последним, а потому и позволял себе скептично и снисходительно усмехаться словам товарищей. Какой Берлин с фашистским логовом? Тут бы ночь продержаться да день простоять. До линии фронта больше тысячи километров. Такое расстояние и в мирное время преодолеть непросто, а тут двигаться предстоит по оккупированной врагом территории, практически без денег, не зная языка, без запасов пищи. На что можно надеяться? Только на удачу.
…В доме покойного было тихо. Сын и дочь спали. Вдова, одетая в длинную ночную рубашку, стояла у окна мансарды и смотрела на кладбище, где нашел свой последний приют ее Марэк, где со временем предстояло упокоиться и ей самой. Нестарая еще женщина читала молитву, перебирая бусинки четок.
Она готова была поклясться, что видит, как ее муж еще с двумя привидениями выходит из ворот кладбища и направляется по дороге прочь от городка. Вдова не тронулась с места, не стала будить близких. Она повторила в уме то, что услышала от священника, когда пришла к нему в костел со своими сомнениями. Мол, святой костел отрицает существование привидений, сказал ей ксендз. Все это искушение темных сил, которые в час испытаний стремятся подсунуть человеку соблазн, отвратить христианскую душу от Бога. А единственно правильный путь – усерднее молиться за спасение души умершего мужа.